Владимир Свержин - Крона огня

— Ты откуда тут? — не унимался Лис.

— Дурацкий вопрос — из Валгаллы!

— Но как?

— Тихо, не шуми, я на охоте! Убедил одну валькирию, что каждый день истреблять одних и тех же кабанов, медведей и прочих волков — неспортивно.

— Да, ты всегда умел убеждать женщин!

— Не затрагиваем эту тему. — Молниеносный клинок вонзился в пасть очередного хаммари, провернулся там, на взмахе разваливая чудище пополам.

— Надолго сюда?

— На мгновение. Не мог тебя оставить без подмоги. Так что уходи поскорей. Что вы тут вообще затеяли?

— Это не мы.

Небеса вновь разверзлись, и по ту сторону небесной тверди послышался яростный стук копыт, лай собак и громогласный заунывный рог дикой охоты.

— Все, я возвращаюсь, нельзя обижать добрую женщину. Скачи быстрей в замок.

Сияющий черный конь и его всадник исчезли столь же внезапно, как и появились. А Лис пришпорил коня к воротам Форантайна, сопровождаемый недоуменными, но почтительными взглядами недавних преследователей.

— Что это было, отец? — наконец выдавил Шарль из Люджа.

— Понятия не имею. Какая разница? За ним! — Пипин хлестнул коня, желая возобновить погоню.

— Нет, отец! — Шарль схватил его скакуна за уздечку. — Ты что же, не видел? Небо на его стороне.

— Какая нам разница?!

— Большая. — Геристальский бастард изменился в лице и проговорил медленно, словно опасаясь, что Пипин не вполне понимает его: — На его стороне небо. Оно послало на помощь воина с мечом огненным. Это знак! Особый знак! Такой подается не всякому. А на нашей стороне — мерзкие твари из адской бездны?! Остановись, мой дорогой отец. Дальше — ни шагу.

— Да как ты смеешь, ублюдок! — Пипин оттолкнул сына, попытался выхватить из ножен кинжал, но чуть замешкался, нащупывая рукоять.

Абарский меч с размаху, плашмя опустился на затылок бывшего майордома. Опостылевший мир ярко вспыхнул у того перед глазами, и он обмяк в седле, теряя сознание. Шарль из Люджа поднялся в стременах.

— Теперь здесь командую я! Все, кто недоволен… — Он готов был вызвать любого на смертный бой, свято веруя, что небеса даруют ему победу.

Но то ли вышняя синь не желала больше кровопролития, то ли сами бароны рады были воспользоваться подвернувшимся случаем, желающих оспаривать верховенство юного геристальца не нашлось. Поодиночке и отрядами нейстрийцы стремительно покидали поле боя, спеша оказаться подальше от этого недоброго места. Немногие из них шли сейчас к Шарлю, да и те, что смыкали вкруг него ряды, опасливо поглядывали на обвисшего в седле Пипина, стараясь угадать его дальнейшую участь. Но каждый из ступивших в этот час под знамя геристальского бастарда неведомым чутьем понимал, что перед ними больше не тень отца, не побочный отпрыск, довольствующийся милостью господина, а великий, хотя еще и очень молодой, воин.

О да, это было необычное сражение. Пожалуй, в этом месте летописец, не найдя должных слов, пожалуй, стал бы от напряжения грызть перо, соображая, как лучше описать все то, что происходило дальше. Никогда еще в истории войско противника не начинало вдруг разбредаться прямо во время сражения. Заметив это, кесарь Дагоберт приказал своему отряду, не ломая предписанного Лисом строя, оттянуться назад и не мешать противнику, внезапно утратившему интерес к только-только закипавшей битве. Некоторые из баронов государыни недоумевали, отчего вдруг не ведется преследование, но открыто выступать против воли победителя абаров не решался никто. Тем более, на место прежней людской армии, проламывая широкие просеки в лесу, на поле битвы выступало новое — войско хаммари. Оно было изрядно потрепано драконами и налетом странного небесного всадника. Однако не осознававшие собственных утрат, мало что знавшие о боли и привязанностях, каменные твари безостановочно лезли вперед.

В этот-то миг тихо роптавшие бароны уразумели мудрость юного Дагоберта. Ведь стоило им броситься в погоню, и они нос к носу бы столкнулись с кровожадными чудищами. Сейчас хаммари, не сдерживаемые более ничем, просто шли через отступающее войско, с явным удовольствием втаптывая в землю одних, выбивая из седел других, отправляя в пасть третьих и заставляя всех прочих броситься в паническое бегство.

Кесарь поглядел в небо. Изможденные драконы, тяжело взмахивая крыльями, уходили в сторону Парижа. Их сила была огромна, невообразимо больше, нежели человеческая, однако и она имела границы. Крутить небесную карусель они больше не могли, а продолжать в таком состоянии значило без толку обречь себя на гибель.