Полина Люро - Здравствуй, друг! [СИ]

Это был уже четвёртый холм, обманувший мои надежды, и я остановился, задыхаясь и согнувшись пополам, готовый упасть без сил прямо на этой проклятой дороге.

Немилосердно кололо в боку, а сердце гудело в ушах набатом: «Всё, Саш, ты конкретно попал! Сдавайся, или я разорвусь на части прямо здесь и сейчас». Надо же, перед смертью имя своё вспомнил. Приятно, конечно, но какая от этого мне польза, а? Я заплакал, не в силах двигаться дальше, хотя нет, это были не слёзы, а первые крупные капли дождя, упавшие на задранное к небу лицо. А потом эти сволочи всё сильнее и сильнее забарабанили по мне, не зная жалости. И ещё какая-то коза заблеяла прямо в ухо.

Коза? Какая коза? Откуда… Я плохо соображал, но снова услышал жалобное блеяние и, открыв глаза, увидел прямо перед носом рогатую белую морду, «мекавшую» мне прямо в лицо. От неожиданности охнул и сел прямо на дорогу. Чья-то рука, схватила меня за край футболки и несколько раз дёрнула, проорав: «Чего расселся, умереть хочешь? Вставай и беги за мной, дом уже за поворотом».

И в этот момент дождь полил в полную силу. Как ни странно, это подстегнуло меня не хуже кнута, которым босоногий мальчишка гнал козу по дороге, называя её непонятными мне, но, очевидно, не очень ласковыми словами. Я, как мне тогда казалось, помчался, а на самом деле поплёлся вслед за ними, ориентируясь под сильными струями ливня только на расплывчатый белый силуэт козы.

Когда увидел очертания дома, силы окончательно покинули меня, но упасть мне не дала всё та же мальчишеская рука: небольшая, горячая, но удивительно сильная ладонь схватила меня и буквально втащила в тёмное помещение, пахнувшее сеном. Потом раздалось шуршание и тот же звонкий голос недовольно сказал: «Ну, что стоишь-то? Снимай мокрое, простынешь; переодевайся, а я тебе горячей похлёбки принесу, надеюсь, осталось хоть что-нибудь. Мерзкая скотина, погулять ей вздумалось, чуть из-за неё без ужина не остался», ― последняя фраза, надеюсь, относилась не ко мне, а к козе.

В лицо мне полетели какие-то тряпки.

― Ты что, дурачок? Не понял, что я тебе сказал: снимай своё тряпьё и надевай то, что дают, ― засмеялся мальчишка.

Значит, бросить в лицо ― у него называется «дать». «Ну, я тебе это ещё припомню, юморист, вот только отдохну немного». Тут мои ноги подкосились, и я неплохо приложился о землю, хоть и устланную какой-то травой, но от этого не менее жёсткую.

Дальнейшее помнил плохо: мальчишка суетился вокруг меня, не переставая ругаться, даже помог мне переодеться в грубые, но сухие штаны и подобие длинного балахона с широкими рукавами. А потом заставил выпить что-то горячее и противное на вкус. И всё ― я вырубился. Проснулся, когда сквозь щели сарая, в котором спал, протиснулись солнечные лучи, слегка осветив помещение; вернее меня разбудил всё тот же голос.

― Эй, прохожий, что-то ты много спишь, вставай, есть будем!

Я сел, покрутив головой и не сразу сообразив, что здесь делаю. Вокруг было сено, рядом лежала моя сумка, одежда и кроссовки. Всё было сухое, даже обувь, и это было удивительно ― после такого-то ливня? Я обулся и только протянул руку к футболке, как услышал: «Не советую, оставайся в том, что тебе вчера дал, тогда не обгоришь на солнце. Оно у нас жаркое».

Тут только я поднял голову и посмотрел на говорившего: это был мальчишка лет десяти, загорелый и конопатый, в таком же длинном балахоне из светлой мешковины, как и у меня, с капюшоном и длинными рукавами. Я осмотрел себя в «мешке из-под картошки» и хмыкнул, мысленно соглашаясь с ним.

Мальчишка сидел на корточках возле меня, ухмылялся и смотрел своими светлыми любопытными глазами, словно ждал ответа. Ну, я и ответил.

― Уговорил, пацан, а где обещанная еда, а то со вчерашнего дня ничего не ел?

Он захохотал.

― Пацан? А что это такое? Ты смелый и наглый, мне такие нравятся, ― он встал и принёс мне глиняную миску какой-то бурды, похожей на кашу, и плоскую палку, видимо, заменявшую здесь ложку. Я не стал привередничать и начал есть. Что сказать ― было необычно, пресно, но съедобно. Мальчишка тоже ел из своей миски, сев напротив меня и поджав ноги по-восточному.

После каши последовал какой-то молочный напиток в кувшине, кислый и освежающий, мне даже понравилось, но спрашивать, что это было, я не стал, просто сказал «спасибо». Это тоже не произвело на мальчишку впечатления, может тут не принято благодарить? Он снова внимательно смотрел на меня, и это начинало раздражать. Чего он ждёт, я ему, клоун, что ли? Надо было что-то сказать, имя хотя бы спросить.