Олег Измеров - Ответ Империи

– Логично, – ответил Виктор. Просто хотелось на это все что-то сказать, но трудно было найти что. Он вдруг поймал себя на том, что подсознательно, с первого момента пребывания здесь поставил себе цель: не меняться. Не меняться в ответ на то, что видишь и слышишь, не меняться от логики и чувств. Не то чтобы это было бы запоздалым проявлением детского упрямства или желанием подростка заново переосмыслить изменяющийся мир; это был даже не эгоизм, не попытка защитить свою личность любым путем. По идее это должно было мешать адаптации. Эмигранты, что уезжают в другую страну и пытаются там прилично устроиться, сами не замечают, как система переделывает их на свой образец; они считают себя русскими, они полагают, что раз они получают письма от соотечественников и бывают в России, то они продолжают и оставаться для России своими. Это не так: система жизни быстро переделывает на свой лад большинство из них, и они уже агрессивно требуют, чтобы Россия, оставаясь внешне на себя похожей, стала копией той среды обитания, к которой они приспособились. Живая, естественная Россия становится для них внутренне чужой и некомфортной.

«Я боюсь здесь потерять свою Россию? Или свой Союз, реальный, в котором жил и который был немного не таким, как здешний, – свою память, свое прошлое? А может быть, будущее? То общество, которое еще может вырасти из России или СССР у нас и будет лучше, мудрее? Разве у нашей реальности нет надежды на чудо? А может, я просто привык к тому, что если кто-то когда-то пытается менять наш менталитет – то это очередное ограбление? Стихийное сопротивление? Может, из-за этого я и здесь? Другие просто вживались и не хотели ничего менять?»

Навстречу им, занимая почти всю ширину тротуара, двигалась гурьба людей в основном зрелого возраста, в настроении, видимо, с юбилея. Варя слегка тронула Виктора за рукав, и они сошли на обочину. Лица людей были разгорячены, глаза блестели; голоса и смех для здешнего, внешне сдержанного мира казались необычно громкими, словно в этой реальности внезапно кто-то врубил рекламную паузу.

– Нет, ну слушай: на каждом корпусе бортового редуктора мы имеем по шесть рублей экономии. На каждом! А в год сколько выйдет?

– Погоди, Ефремыч. Ты сперва скажи: технологи подписали?

– А что технологи? – нарочито игривым голосом воскликнула женщина, попутно разглядывая себя в зеркало складной пудреницы. – Нет, ну что технологи? Технологи давно подписали. Миша, ты бы еще про АСУТП вспомнил.

– Про АСУТП – это как с Вельцманом сцепились?

– Хоть бы и с Вельцманом. Он ведь со своей стороны прав оказался.

– Со своей стороны. Со своей у нас все правы. А со стороны дела?

– Нельзя же превращать дело в штурмовщину… За исключением.

– А я что говорю…

Голоса и шаги постепенно затихали, удаляясь в сторону Октябрьской.

– Иностранцы удивляются, – заметила Варя, – всякое неформальное общение у нас в конце концов сводится к производству. У них наоборот.

– Наболевшее выходит, наверное.

– Наверное. У них работают, чтобы выжить, у нас живут работой.

– Послушайте, – Виктору вдруг захотелось нарушить киношную правильность этого мира, где даже навеселе люди уходят в производственные проблемы, – мне все-таки как-то в душе не верится в то, что у вас все так хорошо урегулировали. Ну, я понимаю, на «ящике» можно было порядок навести, там собирали не худших все-таки, но чтобы везде, по всей стране? Ну, вот, например…

Он оглянулся по сторонам, словно ища в этой улице, замирающей в мечтательной тишине, в цветной мозаике окон домов, что просвечивали сквозь поредевшую листву, своих союзников.

– Ну вот, например, даже если посмотреть вокруг – вот там, за оградой, детская больница, римское палаццо сталинского времени… Вот прямо, через дорогу – бывший Дом печати, дань Ле Корбюзье. Сзади – китайка-пятиэтажка с лоджиями. На углу домики еще небось довоенные. К чему я это? Даже здесь, на перекрестке, разные эпохи. А в обществе, в нем ведь и разные эпохи, и разные люди, и разными они рождаются, вот как вы, как ваша горизонталь или вертикаль, сумели привести их так, что они вместе друг с другом все стыкуются? Без трещин, без зазоров?

Варя вздохнула:

– Вопрос… Ну, как вам сказать-то, мы просто живем в этом, и все это как-то… ну, естественно, как вода, воздух, как туман над Десной, как…

Она не договорила.

За углом на Советской, за желтым спортзалом, послышался визг тормозов и дикий, нечеловеческий, внезапно оборвавшийся вскрик.