Олег Измеров - Ответ Империи

– Да ясно… В общем, у вас сильная рука.

– Как у вас все упрощать любят! Сильная рука, слабая рука… Рука должна быть длинной и справедливой. Иначе мы сами создадим терроросреду. Ну вот, он еще открыт. Вы заметили, мишек реставрировали?

Два огромных, вырезанных из толстого ствола дерева «медведа» наподобие традиционных дворянских львов возлежали на стилобате у высокого, авангардно-треугольного крыльца музея, где из вершины треугольника свисало кольцо с резным глухарем. Невысокая лестница вела к дверям с барельефами на створках. Вместе с запахом прелой листвы и треньканьем звонка трехколесного пластикового велосипеда – чей-то малыш катался по дорожке, не пропуская ни одной лужицы, чтобы разрезать литой шиной цвета морской волны розовеющие под нехитрой машиной облака, – все это дарило чувство возвращения к чему-то домашнему, родному, давно забытому. Он вспомнил: здесь они ходили с Лидой с параллельного потока, но в музей не заходили, он появился потом, лет через десять, на месте их скамейки, и Виктор, заходя в это здание, хоть на несколько минут задерживался на том же самом месте. Их роман тогда закончился ничем, неожиданно, но оставил после себя какое-то светлое послевкусие, чувство перехода на какую-то новую ступень жизни: то ли они изменились, то ли мир вокруг них, но когда им потом доводилось случайно разговориться, они никогда об этом не жалели.

Варя поднялась по гранитным ступеням и положила руку на деревянную шерсть одного из мишек.

– А знаете, – сказала она, – вы, наверное, действительно воздействуете. У меня вдруг мысль возникла: неужели, чтобы наши верхи взялись за ум, должно произойти чудо?

– Так это… Разве они у вас не это?

– Они – это. Но не явись первый хроноагент – вы видели. Не мне вам, как говорится.

– Может, я действительно информационный вирус? Кидаю диссидентские идеи.

– Или – прививка. Ослабленный штамм, чтобы выработали иммунитет. А может, я просто прочла чужие мысли.

– При ваших достоинствах вы еще и телепат?

– Не всегда. Не лезу в личное, несмотря на женское любопытство.

– Выдаете служебные тайны?

– Вам уже можно сообщить, что с хроноагентами работают экстрасенсы.

«Ага, «детектор лжи пока применять не будем, пока все на доверии»… ну да, как же».

– Это предсказуемый ход. Главное, вы не падаете в обморок, как Мессинг.

– Тренировка. Ну, давайте уже заходить. Я замерзла.

В фойе стоял тихий полумрак; посетителей не было, и под потолком тихо дремали чучела птиц. «А вдруг здесь окажется точка перехода?» – внезапно подумал Виктор, и в его груди заныло какое-то ожидание неизвестности.

Послышались шаги. Экскурсовод в темном костюме, появившийся из дверей справа, чем-то напомнил дворецкого.

– А вас, наверное, больше уже не придет?

– Не знаю, – честно признал Виктор, – просто решили вспомнить и зайти. Как когда-то.

– А, ну тогда, как постоянных посетителей… Без сдачи найдется, а то кассир куда-то отлучился? Вот там, на столике, оставьте деньги и оторвите два взрослых. Да, брошюры, книги о лесе, значки? Сувениры на память, фильмы? Сейчас я витрину подсвечу.

Виктор взглянул на Варю.

– Нет, значки не будем, – решила она.

– Тогда проходите. – И экскурсовод распахнул двери в зал справа, где стояла почти полная колдовская темнота. Мягкое резинополимерное покрытие, разрисованное под подстилку из опавшей листвы, приглушало шаги.

Двери сзади закрылись, и тьма обволокла Виктора; он знал, что Варя где-то здесь, и он даже представлял где: по правую руку в полушаге. В воздухе разнеслись первые аккорды тихой мелодии из невидимых динамиков: казалось, они рождались внутри него самого, и спустя секунды в них уже вплеталось нежное пение птиц и шелест деревьев. Еще спустя несколько секунд спокойный, доверчивый, перегнанный в цифру голос диктора начал свой неизменный рассказ.

«Комната психотерапии, – внезапно подумалось Виктору. – Идеальная комната психотерапии. Сюда можно заходить стрессы снимать».

Между тем уже забрезжил слабый свет: это занималась заря на первой диораме, изображавшей весну в лесу. Всего по временам года было четыре диорамы и еще целый ряд, посвященных разным зверям и иным видам лесной природы, включая неожиданно разнообразный и необычайный мир болота, не уступавший по своим загадкам, пожалуй, даже «Тайне двух океанов». Из них Виктору почему-то больше всего запомнилась композиция с зимней лесной дорогой ночью, на которую вышли волк и волчица: автору как-то необычайно удалось передать голодный блеск в глазах зверя.