Анатолий Курчаткин: Бабий дом

Аня понюхала стволы – пахнут ли порохом, понюхала, как Лида, замок и повесила ружье обратно на медвежью голову.

– Курки спущены, – сказала она. – А я их взводила, точно помню.

– Точно, точно… – Лида перевела дыхание. Раздиравший ей грудь смех, может быть, не без помощи Нины Елизаровны оставил ее, она успокаивалась. – Вон, поглядите на обои… в углу под потолком.

Нина Елизаровна с Аней посмотрели под потолок – отставшие от стены и завернувшиеся вниз обои там были изодраны дробью в клочья.

Лида спустилась с дивана на пол, прошлепала босыми ногами к раскладушке, чтобы надеть тапочки, начала надевать, повернувшись для этого лицом в другую сторону, подняла голову – и так нога у нее и осталась всунутой в тапку лишь наполовину: в открытых дверях соседней комнаты, держась за косяк, стояла бабушка.

Остолбенение и немота напали на Лиду.

Но так длилось лишь какое-то мгновение – она бросилась к бабушке, и из нее вырвалось:

– Бабушка! Встала! Сама!

Лидин крик поверг Нину Елизаровну и Аню в такое же остолбенение. И так же, как Лида, они бросились затем к дверям соседней комнаты.

– Мама! Как ты смогла?! – голосом, в котором была готовность поверить в чудо, воскликнула Нина Елизаровна.

– Ну, дает бабушка! – в обычной своей манере проговорила Аня.

По старому, испитому временем, морщинистому лицу бабушки бродила неотчетливая блаженная улыбка.

– А вот, – сказала она слабо, по-прежнему продолжая держаться за косяк, – тут у вас грохнуло… я потянулась, потянулась… смотрю, встаю…

– Так ведь ты говоришь?! – потрясенно, будто не веря своим ушам, перебила ее Лида.

– Говорю? Разве? – удивилась бабушка. – А я и не заметила.

Дочь и внучки – все трое – смеялись так безудержно, так счастливо, так дружно, что и она следом за ними тоже немного посмеялась над собой.

– Ну-ка, – сказала она, отрываясь от косяка и делая шаг вперед.

Лида с Ниной Елизаровной подхватили ее под руки и, послушно следуя за нею, куда она вела, пошли рядом. Бабушка дошаркала до одного из кресел возле журнального стола и медленно опустилась в него.

– Тяжело…

– Бабушка! Пошла! Просто чудо какое-то! – с радостным восторгом произнесла Лида.

– Господи, счастье какое! – У Нины Елизаровны в голосе дрожали слезы.

– Теперь и умереть можно, – как отвечая им, все с тою же счастливо-блаженной улыбкой на лице сказала бабушка.

– Что?! – в один голос, пораженно воскликнули Нина Елизаровна с Лидой.

– Ну, бабушка! – хмыкнула Аня.

Бабушка, со своей счастливо-блаженной улыбкой на лице, оглядела по очереди всех троих.

– А когда же еще? Самая бы пора. В счастье легко отходить. Будто напрямки босиком в рай пойдешь…

Никто из них троих ей не ответил. И Лида, и Нина Елизаровна, и Аня – все трое были в замешательстве, не понимая, почему бабушка, чудом, можно сказать, только что исцелившаяся, говорит о смерти. Вроде бы, по их, сейчас нужно было радоваться жизни.

– Вы ложитесь-ка, – снова по очереди оглядывая всех, сказала бабушка. – Вам завтра вставать рано, а работу всем. Жить вам… А я тут посижу пока. Належалась. Посижу. Ложитесь, не беспокойтесь. Я теперь всю ночь туда-сюда ползать буду. Раковину-то в ванной так и не поставили?

– Да нет, – сказала Нина Елизаровна, – лежит вон. Не удалось.

– А герань мою на кухне разбили, поди? Сколько просила принести мне – все увиливали.

– Разбили, бабушка, прости, – сказала Лида.

– Ладно, что ж… я уж догадалась. – Бабушка приняла это известие со вздохом смирения. – Лежу – ссоритесь все, слышу. Кричите все друг на друга. Неладом так…

Нина Елизаровна мягко, но решительно остановила ее:

– Мама, не надо.

Бабушка помолчала. Потом сказала:

– Ладно, что ж… – Снова помолчала и, подняв с коленей руку, слабо махнула ею: – Ну, ложитесь. Ложитесь. Мне что. Днем высплюсь. А вам на работу.

– Я тебя только укрою, бабушка? – Лида взяла с соседнего кресла плед, которым застилался на дневную пору диван, и развернула его. Бабушка, как лежала в одной рубашке, так, поднявшись, и оставалась в ней.

– Вот спасибо, милая, спасибо, Лидушка, сообразила, – благодарно покивала бабушка. – Ложитесь все, ложитесь…

Оно и странно было, с одной стороны, – укладываться спать, возвращаться к обычному, ординарному ходу жизни, когда только что произошло столь невероятное, фантастическое, а с другой стороны – что следовало делать, пир среди ночи затевать?

Аня нырнула под одеяло самая первая – сразу же почти, как бабушка велела ложиться. Устроилась на животе и уткнулась лицом в подушку, чтобы горевший еще свет не проникал сквозь веки, не мешал. Лида и Нина Елизаровна – обе, хотя и по-разному, но обе – чувствовали нелепость ситуации; хотя и по-разному, но обе испытывали неловкость, что лягут сейчас спать, оставив бабушку сидеть в ночной темени… но не затевать же было в самом деле пир среди ночи, да и действительно: какой день выпал сегодня, ноги не держали, нужно было выспаться…