Анатолий Курчаткин - Бабий дом

– Кто это еще… – проговорила Нина Елизаровна.

– Вечер посещений какой-то… – произнесла Лида.

Аня соскочила с дивана и решительным шагом направилась в прихожую.

– Ну, я покажу сейчас! – с угрозой, с радостью мщения в голосе сказала она на ходу.

Из комнаты слышно было, как открылась входная дверь. Однако что там говорила Аня, было не разобрать, как не разобрать было, кто это там пришел и один ли человек или несколько; но вот Аня вошла обратно в комнату – каким-то неуверенным шагом, с выражением растерянности на лице.

– Тут вот, мам, – спрашивают хозяина… мужик такой… но вроде бы к нам.

Однако «мужик» не ждал у порога; он без всякого разрешения двинулся вслед за Аней и, слегка подтолкнув ее, чтобы освободила проход, тоже вошел в комнату. Это был тот слесарь, что неделю назад приходил устанавливать умывальную раковину. И был он, как о том ясно говорили его движения, его плывущие глаза, основательно пьян.

– А, хозяйка! – сказал он, увидев Нину Елизаровну. – Ты тоже сгодишься. Хозяин или хозяйка… все равно. Хозяйка, может, лучше даже. Лучше даже, да? – подмигнул он и посмеялся. – Сейчас все хозяйки хозяева́…

Оторопевшая Нина Елизаровна стала приходить в себя.

– Что вам, собственно, нужно? – спросила она.

– Шутишь, хозяйка! – сказал слесарь. – Мне? Мне ничего не нужно. Это тебе нужно. У кого раковина текет? У меня?

– Вы что, устанавливать раковину пришли? В десять вечера?

Слесарь опять пустил свой короткий, ненатуральный смешок:

– Что ты, хозяйка! Рабочий день – восемь часов… ни за какие коврижки!

– Так что вам тогда нужно все-таки?

– Опять шутишь, хозяйка? Мне ничего не нужно. У меня раковина не текет. – Слесарь тряхнул руками, раз, еще раз и вытряс из рукавов полузастегнутого ватника по литой чугунной штуковине. – Во, видала? Кронштейны. Тридцать два сантиметра. Кому нужно? Мне? Мне не нужно.

– А если не устанавливать, зачем вы их принесли? – решив помочь матери в этом вязком, невнятном разговоре с пьяным человеком, спросила Лида.

Слесарь выставил перед собой кронштейны.

– Раковина кому нужна? Мне? А штук этих нигде не достанешь.

– Что, добавить хочется, на бутылку не хватает? – вмешалась в разговор Аня.

– О! Маленькая, а догадливенькая, – слесарь посмеялся одобрительно и довольно… – У сторожа в магазине бутылка сейчас десять рублей.

– Тебе что, куют здесь деньги? – сказала Аня. – Портвейн купишь.

Слесарь, подавшись вперед, пригляделся к ней повнимательнее и развел руками с зажатыми в них кронштейнами:

– Не принимает организм, догадливенькая. Только пшеничную…. – Он отвел от нее взгляд и тут увидел на столе бутылку коньяка, оставленную Евгением Анатольевичем и все это время так и простоявшую здесь. – О! – с радостной развязностью вскинулся он и обвел теперь оценивающим взглядом всех троих. – А вы, я вижу, сами гуляете! Одни девочки… Берите меня с другом в компанию. Ух, парень… закачаетесь!

Нина Елизаровна решительно ступила к столу, взяла бутылку и протянула слесарю:

– Вместо водки. Устроит вас?

Слесарь не принял бутылку.

– Коньяк, что ли? Клопами пахнет.

– А ты что, как клопа раздавишь, так его нюхаешь? – спросила Аня.

Слесарь замер. Пьяное его, заторможенное сознание высчитывало, какова степень нанесенного ему оскорбления. И высчитало, что он оскорблен – сильнее не может быть.

– Ты что, падла, издеваешься над мужчиной? – угрожающе двинулся он к Ане. И замахнулся кронштейнами. – Я вот сейчас… уделаю – ни один урод замуж не возьмет!

Едва ли он собирался действительно ударить ее, но Аня испуганно отшатнулась, попятилась, и это ее движение бросило Лиду к слесарю, она ухватилась за кронштейны и попыталась отнять их:

– Да что вы тут!..

– Ах, падла!.. – рванул слесарь кронштейны из ее рук.

Лиду мотнуло вслед за ними, пальцы ей разжало, и она выпустила кронштейны. А в следующее мгновение ее прожгло неожиданной жаркой болью над переносицей, и от этой на миг ослепившей ее боли она упала на колени. То один из вырванных у нее из рук кронштейнов, описывая в воздухе дугу, мазнул ее концом своего тяжелого чугунного тела.

– А-аа!.. – дико, страшно закричала Аня, продолжая пятиться и прижимая к груди руки с судорожно скрючившимися пальцами.

– Лидочка! Девочка моя! – бросилась к Лиде Нина Елизаровна.

Слесарь, неверными торопливыми движениями заталкивая кронштейны за пазуху, скорым скользящим шагом спешил уже убраться восвояси.

– Отродье бабское! – сплюнул он на ходу.