Сергей Марьяшин - Роботы божьи

― Какая красота! ― сказал он, показывая на картины. ― Старые работы?

― Какое там старые, ― рассмеялась Нина. ― Новье, все до единой.

― Они же не пахнут! ― удивленно сказал Егор.

― Ты подойди ближе.

Егор послушался. Приблизившись к мрачному пейзажу с речкой, разделенной надвое обветшалой плотиной из обтесанных бревен, он принюхался.

"Левитан, "У омута", ― прошептала Наташа название.

Запаха не было.

Современная живопись перешла на новые краски, воздействующие на обоняние: сельские пейзажи дразнят ноздри запахом свежескошенной травы, работы маринистов освежают морским бризом, а от реплик "Черного квадрата" воняет мазутом. Многие художники так увлеклись открывшимися возможностями, что перестали заботиться о мастерстве. Они размазывают краски по холстам, смешивая запахи и извлекая из мешанины цветных пятен новые ароматы, один причудливее другого. Старые полотна пахнут лишь маслом и пылью, за это их и ценят коллекционеры.

― Еще ближе, ― сказала Нина. ― Смелее.

Он почти уткнулся носом в холст ― и тут уловил отчетливый запах стоялой воды и намокшей древесины. Ему вдруг почудилось, что вот-вот закапает дождь. Еще он почувствовал поток воздуха от скрытого в стене бесшумного вентилятора, надежно отсекавший запахи картины от зрителя.

― Подделка, ― протянул Егор разочарованно.

― Современная копия, ― поправила Нина. ― Пойдем, покажу мою комнату.

Она повела его по длинному коридору с дверьми по обе стороны. Квартира была поистине огромной. Миновав еще один холл, они оказались на месте.

― Мое девчачье царство, ― сказала Нина, пропуская его внутрь.

Комната оказалась неожиданно маленькой. Из мебели в ней были односпальная кровать, диван и письменный стол у окна. На диване лежал старинный ноутбук со щербатым фруктом на крышке ― такой же, как у памятника Щукину. Егор догадался, что именно через него Нина отправляла ему свои письма. Всюду валялись мягкие игрушки: разноцветные зайцы, котята и обезьянки. Он подошел к окну. С высоты пятидесятого этажа внутренний двор выглядел еще грандиознее ― не двор, а целая маленькая страна вроде Люксембурга.

Вдруг на подоконнике рядом с ним что-то зашевелилось. Повернувшись на звук, Егор увидел куб из прозрачного пластика с круглыми дырками на крышке. Его дно было устлано пожухлой травой, у стенки стояли два квадратных блюдца ― с водой и мелкими серыми гранулами. В центре куба сидел толстый волосатый зверь, моргая испуганными глазками. Егор узнал любимца детворы, гигантского хомяка Квелле от генетического дизайнера Хогвиста. Клон стоил всего два девяносто и продавался миллионными тиражами.

Нина сняла крышку и вынула грызуна. Она прижала его к груди и ласково зашептала что-то, осторожно поглаживая. Хомяк доверчиво задрал голову и Егор разглядел татуировку "Ukea" на покрытой короткой шерстью шее.

― Хочешь погладить? ― спросила она. ― Я нашла его во дворе. Кто-то купил, поигрался и и выбросил, представляешь? Но теперь у тебя есть дом, да, Ланцелот? Ах, ты мой славный!..

Егор помотал головой. Из прозрачной коробки ощутимо воняло. Он подумал, что только дети или отморозки способны радоваться присутствию в доме такой странной твари. Куда лучше иметь стерильно чистого электрического кота.

Нина вернула Квелле в клетку и сказала:

― Тогда пошли знакомиться с остальными.

Они вернулись в лифтовой холл, а оттуда прошли в гостиную. Зал показался Егору огромным, едва ли не больше всей его студии. В центре, под сверкающей хрустальной люстрой, стоял длинный стол персон на двадцать, окруженный стульями с высокими резными спинками. Вдоль стен громоздились серванты с сияющим хрусталем и старинными фарфоровыми сервизами. Вся мебель была из настоящего полированного дерева. Егор подумал, что для биопасты не нужно столько дорогой посуды, но вслух ничего не сказал. Как знать, может, в этом доме водилась и натуральная еда.

Одна из стен гостиной служила стереоэкраном. В нем кривлялась загримированная под китаянку свежая звездулька, вульгарная алабамская деревенщина с диким для русского уха псевдонимом Гриша. Ее одежду составляли узкий черный ошейник, золотые прищепки на сосках и полоска черной изоленты внизу между ног. Она исполняла припев в новой манере, на вдохе. Это непростая техника, которую можно освоить, лишь имея искусственные голосовые связки. Очевидно, Гриша на них еще не заработала. Сурмилов называл эти всхлипывающие завывания "ослиным пением" и был полностью прав.