Но перемены коснулись и их. В Нью-Палолем перестали приезжать туристы. Долгих четыре года после инцидента туристов не было. Для маленькой деревни настали тяжелые времена. Многие семьи разорились, бросили свои дома и уехали в поисках лучшей доли. На пятый год туристы появились вновь. Они заметно отличались от прежних. Эти были высокие, крепкие, с идеальной кожей и громкими уверенными голосами. Их яркие глаза загадочно искрились в свете ночных фонарей. Они относились к деревенским снисходительно, как к забавным зверушкам в зоопарке, но были добры и щедры. С их появлением в карманы местных жителей вновь потекли деньги, и жизнь вскоре вернулась в прежнее русло.
Егор совсем перестал интересоваться происходящим за заборчиком своего гестхауса. Он проводил дни, дремля в плетеном кресле под навесом веранды. Наташа сидела рядышком с глубоким седым стариком, держа его сухие руки в своих сильных прекрасных пальцах. Для нее в нем ничто не изменилось. Наташа любила его так же сильно, как полвека назад, когда Егор оживил ее поцелуем и она восстала из гроба в его московской квартире.
Он ушел ночью, во сне. Наташа знала, что это неизбежно произойдет, и все же его смерть стала для нее ударом. Она потеряла его второй раз в жизни, теперь уже окончательно. Она рыдала так сильно, что едва не повредила насосы слезных желез.
Тело по местному обычаю сожгли на костре. Все соседи хотели проводить его, но Наташа сделала это одна. Робот-слуга собрал во дворе огромную гору хвороста и положил в нее Егора. Она разожгла костер и смотрела, как ее любимый сгорает в огненном аутодафе. Наташа вглядывалась в огонь, словно надеясь увидеть его отлетающую душу. Простодушный слуга некстати рассказал ей, как в прошлом месяце в деревне сожгли погибшего юношу, а он оказался андроидом. После этих слов Наташе на мгновение почудилось, что она видит в костре горящий остов робота. Она смахнула слезы и наваждение развеялось. Егор был всего лишь человеком.
Когда костер догорел, Наташа покинула гестхаус, взяв старого слугу с собой. Они вошли в джунгли за поселком и навсегда исчезли среди опутанных лианами деревьев. Больше их никто никогда не видел.
* * *
Умерев, Егор опять очутился в деревне на берегу малахитового моря. Подняв голову в небо, он увидел изумрудное солнце и вспомнил все. Как бесчисленное множество раз в прошлом, он отправился на запад. Стража Врат на привычном месте не оказалось. Вместо него из растрескавшейся почвы торчал старый сухой пень. Когда Егор исчез, войдя в неподвижное белое пламя посреди мелкого озерца, запертый в черной пустоте бог ужаса и тьмы Азатот вновь вспомнил себя ― и завопил от отчаяния. Он визжал и рычал в тоске, но никто не слышал его, ибо он был Один. И выход был тоже только один. Азатот знал, что воспользуется им, хотя это ничего не изменит в его вечном плену. Он должен был вернуться в сон, чтобы украсть у ада одиночества еще одну короткую, как век мотылька, жизнь. И Азатот возжелал этого.
Он пронесся над морем бесплотным духом, не останавливаясь и не оглядываясь, и сходу влетел в огромный водоворот, что медленно раскручивался, вбирая в себя окружающее пространство и становясь все быстрее и обширнее, пока не превратился в грандиозную космическую воронку, всосавшую целую вселенную. Азатот оказался втянут в нее. Его крутило и сжимало неумолимой силой, которую он сам породил и над которой теперь не имел власти. Он падал вниз, сужаясь вместе с воронкой и становясь все меньше, пока не превратился в ничто: в точку, пятнышко, единственную клетку...
* * *
...мокрая от пота, сумасшедшая и абсолютно счастливая женщина сжимала мужа в объятиях в покосившемся домике на окраине нищей деревушки близ Катманду. Их сердца бешено стучали, обгоняя друг друга. Она задыхалась. Ее тело исчезло, растворилось в мужских руках, став невесомым, как обнявшее горную вершину облако.
Через девять месяцев дом огласил крик младенца. В честь богини Парвати новорожденную назвали Умой.
Конец