Сергей Марьяшин - Роботы божьи

Когда Егор услышал это, его сердце упало. Он спросил, свободен ли номер и нельзя ли его посмотреть. Номер оказался свободен. Егор попросил разрешения подняться туда. Он соврал барменше, что намерен немного пожить в Дубне и был бы не прочь остановиться в "Пароксизме страсти". Смерив его подозрительным взглядом, она взяла из стойки ключ и отвела на второй этаж. Егор шел следом и озирался, старательно делая вид, что он здесь впервые.

Когда официантка ушла, оставив его одного, он потерянно огляделся. Номер не изменился, разве что стал еще грязнее. Из шкафа исчезли проволочные вешалки, а из трех самодельных кресел на балкончике осталось два. В остальном все было так, словно он только вчера уехал отсюда ― и вернулся, как обещал Наташе. Казалось, она и сейчас здесь; просто вышла на минутку, чтобы взять еды в уличном автомате. Он так ярко преставил ее живой, что сердце болезненно защемило.

Сев на гелевую кровать, Егор заплакал. Он оплакивал свою и наташину жизни. Он бессильно сидел в глыбе колышащегося желе и всхлипывал все громче, пока плач не перешел в громкие рыдания. Забыв об осторожности и своей легенде, Егор выл, как раненый зверь.

Он потерял счет времени. Когда Егор обессилел настолько, что уже не мог плакать, а только судорожно глотал воздух, икая, он испытал нечто вроде просветления. Это была пресловутая светлая грусть, воспетая поэтами: когда слезы иссякают и ты обнаруживаешь себя все еще живым, но предельно опустошенным, и хочешь рыдать снова, но у тебя нет на это сил. Егор сидел в кровати и бессильно смотрел в мутное зеркало трюмо на глядящего оттуда киргиза с безумными от горя глазами.

Вдруг ему почудился голос Наташи. Слабый и тихий, голос произнес его прежнее имя. Он потряс головой. Это слуховая галлюцинация, решил Егор. Даже если допустить невозможное чудо ― что Наташа жива, и мысленно зовет его, ― он все равно не смог бы ее услышать, ведь у него больше нет чипа.

Голос позвал вновь. Он звучал откуда-то снизу и был глухим, словно доносился из-под воды. Егор вскочил на ноги. Он решил, что сошел с ума. Он стоял, озираясь испуганным взглядом, и вдруг его озарило. Егор бросился в кровать, пронзив руками толщу желе. Он погрузил руки глубоко внутрь, по самые плечи, и шарил ими в податливом геле, находя бутылки, картонные упаковки, пластмассовые тарелки, стаканы, остатки еды и прочий мусор. Ему показалось, что он нащупал что-то большое и мягкое. Он попробовал ухватить это и вытащить наружу, но вязкий гель не отдавал добычу.

Егор выскочил из номера. Скатившись по лестнице, он подбежал к барной стойке. Словно в горячечном бреду, он нес что-то испуганной официантке, требуя нож ― самый большой и острый, какой у нее есть. Завороженная его безумным взглядом, она полезла под стойку и достала оттуда огромный тесак. Когда он умчался с ним наверх, официантка подняла трубку телефона и набрала номер брата ее покойного мужа. Тот обещал ей поддержку и помощь в трудных ситуациях; похоже, одна из них настала.

Егор с горящими, как у маньяка, глазами яростно полосовал кровать огромным ножом. Он вырезал куски желе и швырял их на пол. Вырезав глубокую яму длиной в человеческий рост, он сбавил темп. Теперь Егор резал осторожно, чтобы не повредить то, что обнаружил внутри. Пока он потрошил кровать, ему еще раз почудился звавший его голос. Сомнений не было: шепот доносился изнутри полупрозрачной глыбы.

Резать дальше было опасно. Он отбросил нож и стал раздвигать надрез руками. Отбрасывая покрытые слизью пакеты и бутылки, он лихорадочно копал вглубь. Нащупав нечто большое, он обхватил это руками и что есть силы потащил вверх. Кровать низко чмокнула и выпустила добычу. Потеряв равновесие, Егор в обнимку со своей перемазанной гелем ношей упал на пол.

Дверь распахнулась. Ворвавшимся официантке и рыжему курносому мужику предстала дикая картина. Гелевая кровать была растерзана, словно в нее угодила бомба, а на полу, весь перепачканный слизью, сидел этот странный киргиз, сжимая в руках тело пропавшей девушки. Рачительная вдова мгновенно прикинула стоимость кровати и заголосила об убийстве.

Тогда азиат встал и молча насыпал в ее автоматически протянувшуюся ладонь целую горсть дорогих таблеток из города. Ее глаза загорелись жадным огнем: таблетки покрывали стоимость десятка кроватей. Азиат недобро посмотрел на нее и попросил обоих уйти. Брат покойного мужа хотел выудить из городского большую сумму, но вдова быстренько вытолкала его из номера. Ни к чему искушать судьбу, подумала она. Сегодня ей повезло, она получила полугодовую выручку за одну старую кровать. А что до девушки... Барменша ее не убивала, киргиз не сможет ее ни в чем обвинить.