Дмитрий встревожился — сон был нехорош, — но не подал виду:
— Письма покороче писать надо, а то он небось от них обалдел и поехал прятаться.
Люба на шутку не откликнулась:
— Не нравится мне как-то, неприятно...
Сон не успел забыться: через неделю из Москвы прискакал гонец, принес черную весть — в Москве 13 ноября 1359 года скончался великий князь Московский и Владимирский Иван Иванович по прозвищу «Красный».
Люба не закричала, не заголосила, не стала рвать на себе волосы. Опустилась на лавку, прикрыла глаза рукой и тихо заплакала.
Бобровка на несколько дней притихла — сочувствовали княгине. Люба оделась в черное. В церкви отслужили «за упокой раба Божьего Ивана», справили девять дней, сороковины и вернулись к делам, а Люба села за очередное послание в Москву.
— Ань, а теперь-то?! Кому? — ахнул Дмитрий.
— Братику Дмитрию... и владыке. Он же мне наказал.
— Владыка третий год в Киеве!
— В Киеве, да под замком. Отсушит Господь руки тамошнему Федору!.. Вместе с Олгердом твоим... А вернется, кто ему о бедах паствы его литовской расскажет?
— Думаешь, вернется?
— Обязательно!
«Ну и воспитание! Каков же этот владыка Алексий, взглянуть бы...»
Совсем не так умеренно восприняли кончину Ивана Красного в Вильне. Олгерд насторожился, изготовился. Раз головы не стало, значит, новая свара за ярлык, обиды, раздоры и драки. Тут обязательно можно (более того — нужно!) урвать себе хаарроший кусок! Главное — не упустить удобный момент. Кого надо — поддержать, кого надо — обмануть, а кого и стукнуть. Кого поддерживать, обрисовалось уже давно, и немалая роль в том принадлежала новой жене, так взявшей чем-то за сердце немолодого уже повелителя Литвы. Тверь должна была по всем прикидкам Олгерда выйти теперь на главную роль, взамен Москвы с ее малолетним князем. На стороне Твери была масса аргументов, казавшихся Олгерду неубиенными.
Но... »Человек предполагает, а Бог располагает», потом: «Бодливой корове Бог рогов не дает», потом... да мало ли на Руси пословиц...
Осенью того же 59-го года, чуть позже вестей из Москвы, сторонкой, до Бобровки дошла весть, что в Мальборке скончался Великий магистр Ордена Крестоносцев Генрих фон Арфберг. А должность его унаследовал какой-то Винрих фон Книпроде.
Ни Бобер, ни Дмитрий не придали сначала этому значения — подумаешь! — и как оказалось — зря. Вначале их удивило, как заволновались князья: Олгерд, Кейстут, Кориат. А за ними и Любарт. Кориата срочно отправили в Мальборк. Он вернулся слишком быстро, не сумев добиться у нового Магистра ничего, что бы внушило хоть какую-то надежду на продолжение прежних отношений.
Новый магистр был высокомерен, груб, шуток не понимал, вина не пил, а Кориату при встрече прямо заявил, что договор прежнего Магистра с Литвой не отражает теперешних интересов Ордена, что он отдал под власть Литвы, страны, практически, еще языческой, несколько мест проживания слуг Христовых, и что язычники там их нещадно притесняют.
Как ни старался Кориат доказать, что христианам в Литве живется вовсе не плохо, нисколько не хуже, чем язычникам, убедить Винриха, имевшего факты и приводившего их много, даже иногда не к месту, не мог, да и сам он знал, что Олгерд, обожавший своего Перкунаса, а особенно Кейстут, не пожелавший креститься даже формально, терпеть не могли христиан и при любом удобном случае прибегали по отношению к ним к самым жестоким мерам, вплоть до пыток и казней. «Какого черта цепляются они за своего Перкунаса?! — часто, а во время этого посольства почти непрерывно думал Кориат, — ведь прими Олгерд христианскую веру, вся Русь была бы уже под его рукой! Тогда бы Орден вообще не пикнул, а тут...»
Он рассыпался в уверениях, что князья литовские ничего не имеют против христиан, что если что-то и есть подобное высказанному Grossmeister'ом Винрихом, то это самоуправство наместников, и они будут наказаны очень строго.
На что Винрих отрезал:
— Если гонения на христиан не прекратятся, Орден сумеет защитить смиренных слуг Христовых.
— Но ведь на наших землях практически нет католиков. Значит ли это, что слова Grossmeister'а относятся и к православным? — не удержался съязвить Кориат.
— Христианин, если он даже заблуждается в толковании святой веры, есть христианин, так как почитает Иисуса, а не деревянное чучело! — возвысил голос Магистр.
«Те-те-те! Что бы сказал на это папа римский?! — но Кориату было не до богословских споров, его придавила главная мысль: то есть, любая провокация — и Орден пойдет!» — и Кориат молча поклонился. Говорить больше было не о чем.
Читать дальше