Владимир Кожевников - Забытый. Литва

— Нет!

— Ну... Она ведь приедет... Ребенок ведь еще, совсем в новую жизнь, в новое окружение, обычаи, все новое, как в омут головой! Это ведь — представляешь? Тут как бы хорош ни был... Все растерять можно...

— Да ведь все княжны так ехали. Испокон веков. И ничего...

— Э-э-э! У них двор свой всегда! Каждая княжна со своим гнездом к мужу приезжала, и в нем, в этом гнезде, к новому привыкала. А эта? Две няньки всего едут — слыхал?

— Нет.

— А-а! И все! Как же ты это о своей будущей жене — и всего не знаешь!

— Да откуда мне?..

— А вот оттуда! Откуда хочешь — оттуда и знай! Но знай!

Дмитрию вспоминается Волчий лог: «Уж если в бой соваться, так наверняка надо, ты все изведай...»

— Отче, помнишь, у Волчьего лога?

— А как же!

— Уж если в бой соваться, так наверняка?

— Точно!

— Так ведь это в бой...

— А тут тебе не бой? Еще какой бой, почище, чем с поляками... Да и татарин, пожалуй, не сравнится!

— Вот те раз! Говоришь — гнездо, место, где душа отдыхает... И вдруг бой! Да еще страшней, чем с татарином. Ты что, отче, совсем напугать меня решил?

Монах смеется виновато:

— Это уж, брат... Никуда не денешься... Семейная жизнь, она, знаешь...

— Не знаю.

— Ну, еще узнаешь...

* * *

Княжну Любовь привезли в Луцк 16 сентября 1356 года к вечеру.

Такой торжественности и блеска Дмитрий до сих пор еще не видывал. Московиты оказались важными и до черта богатыми (может, от богатства-то и важными), но князь Любарт в грязь лицом не ударил! Дмитрий думал, что, пожалуй, и сам Олгерд не смог бы встретить московское посольство более пышно, и тут явно просматривались советы Кориата, уж он-то знал московские порядки. И он присутствовал сам!

Дмитрий, между прочим, не надеялся, что отец удосужится приехать встречать его невесту. Ну, сделал дело — хорошо, а дальше пусть другие заканчивают.

Так всегда поступал Кориат — дипломат, Кориат, делавший только главное, привыкший, чтобы за ним подчищали. Но тут приехал!

Откуда было Мите знать, какой тут у Кориата интерес. Не было интереса. А Кориат был! Да еще какой Кориат! Любарт, все его приближенные, челядь, помнившая гибель Маши, налюбоваться не могли этим красавцем, нагрянувшим вдруг с Новогрудка с малой, но изящнейшей, отборной свитой, как всегда — без жены.

Когда Любарт выехал ему навстречу, княгиня Авдотья закусила губу, так ее муж, князь, казалось бы, более владетельный, могучий и богатый, бледноват показался перед великолепным братом.

Кориат покорил своим блеском, красотой, остроумием всех луцких женщин, знатных и незнатных. Незнатные-то так вообще с ума сошли, хвастались наперебой друг перед другом, что «вот в прошлые его посещения!..» вот в те еще времена, когда нынешний жених, князь Дмитрий, только должен был появиться!.. У-ухх!!

Вот тогда-то, оказывается, чуть ли не каждая подходящая по возрасту луцкая дама была... того... т. е. знал ее князь... близко... ближе, чем выдумаете...

Ах, хорош был Кориат! Лучше всех! Ну а подоплеки никто не знал, деталей никто не замечал. И знать и замечать это было совсем никому не надо!

* * *

Процессия московитов приблизилась, Кориат, стал всматриваться нетерпеливо. Шесть лет прошло! Узнает ли? Та ли осталась — деловуха... Это ведь ее покойный Семион (пошли, Господь, царство небесное!) так называл.

Он тронул шпорой своего Сивого, любимого (конь белый-белый, только грива и хвост чуть в рыжину, но это смотрится, как осевшая пыль), и тот идет чертом навстречу московским повозкам.

И вдруг оттуда, как удар, истошный почти крик:

— Михаил!

Кориат дернул повод, и взвивился на дыбы Сивый. Но откуда этот крик? И какое-то время прекрасный конь под всадником пляшет на двух задних перед толпой встречающих.

— Михаил!! — крик повторяется, и Кориат уже видит и платочек ее, и испуганных мамок в окошке, и саму ее, всю в оранжевом и белом, тянущую руки, готовую выпасть из возка.

Конь опускается на четыре, медленным скоком подплывает к повозке, и Кориат слетает с седла.

Весь поезд, конечно, сразу останавливается.

Любарт, Авдотья, бояре, приглашенные — все смотрят на это диво, как завороженные, да и сам жених вместе с дедом и монахом застыли остолбенело.

«Кто тут женится, черт возьми!» — ругается про себя отец Ипат, зыркая украдкой на Дмитрия. Но тот совсем не думает обижаться или хотя бы удивляться отцову поведению, он смотрит в сторону кареты, приоткрыв рот, он хочет увидеть «это».

А «это», маленькое, оранжевое, с белыми рукавами и в белой замысловато повязанной на голове накидке, выпархивает из повозки и бросается к Кориату.