Василий Криптонов - Вопрос веры

Приподняв голову над болотом размышлений, я вдруг обнаружил, что на меня смотрят все трое: Вероника, Джеронимо и Мышонок.

— А мы тут спорим, — улыбнулся Джеронимо, — почему ты такой грустный и молчаливый. Алена думает, из-за несчастной любви, я считаю — тебя все еще плющит с «джеронима», а Вероника полагает, будто ты просто псих, каких поискать, и лучше в голову к тебе не лезть. Рассудишь?

Я молча указал на Веронику, и в нее полетели два Чупа-Чупса.

— Вот гады! — засмеялась она.

«Кажется, у них все в порядке», — подумал я и спокойно нырнул обратно. Вновь начал перепахивать зловонное болото своего Эго, все острее понимая, что ищу не там и не то…

К тому времени как нас нашел сияющий командир, мы успели еще раз поесть и даже поспать, для чего пришлось-таки вернуться в трехкоечную. Мы с Вероникой проснулись от стука в дверь и радостного крика, что «все готово, можно ехать, без нас не взорвут».

Джеронимо спал.

Вероника смотрела на меня.

— Давай ты.

— Почему это я?

— Потому что вы как-то слишком уж сдружились в последнее время. Считай, что я ревную. Пускай он и на тебе потренируется.

Вероника так смотрела и говорила, что спорить не представлялось возможным. Она принялась натягивать комбинезон, а я, скрепя сердце, подошел к кровати Джеронимо.

— Проснись! Эй! Вставай! Динамит заложили, поезд ждет, пора!

Я тряс Джеронимо за плечо, и он нехотя пробуждался. Открыл один глаз, затем второй. Блуждающий, как у младенца, взгляд остановился на мне.

— С добрым утром, — кивнул я. — Надо вставать, а то…

Он рывком сел на кровати и с неожиданной силой оттолкнул, почти отбросил меня, чтобы впиться взглядом в Веронику.

— Карга! Беспринципный уродливый ком сморщенного от старости сала! Кара моя будет страшной.

Вероника, должно быть, застонала, но со стороны это прозвучало как вой.

— Ну почему, почему опять я? — спросила она, обращаясь сквозь толщу камня и земли — к небесам.

Небеса хранили молчание, а Джеронимо отозвался тут же:

— Потому что мне все равно, какое оружие ты используешь. Я вижу твою гнилую желтозубую натуру с провалившимся носом, как бы ты ее ни прятала. Какая низость! Пытаться подставить Николаса, моего дорогого друга, невинного, как дитя!

Вот под такой непрестанный аккомпанемент мы и закончили сборы. Командир, молча и тактично стоявший все это время в дверях, протянул мне заплечный мешок.

— Сухпаек на неделю. Грибы и чай. Чем можем. Грибы сушеные — штука сытная, не больше пяти за раз — потом распухают и хоть два пальца в рот. Ну и вода еще.

Мешок оттягивал руку, но когда я пристроил его за плечо, не почувствовал никаких неудобств. Такой же мешок командир бросил Веронике. А потом открыл дверь и внес в комнату рюкзак Джеронимо, который тот, кажется, оставил еще в камере, перед судом.

— Ну и тебе, мелкий, чуток поднакидали.

Пришлось задержаться еще на десять минут. Ворчащий Джеронимо пытался уместить в рюкзак шарманку с кактусом и все упаковки грибов разом. Кончилось тем, что три пачки я переложил к себе.

По пути к платформе нам пришлось пройти через длинный коридор почета пополам с позором. Одни поздравляли нас и славословили, другие призывали на наши головы страшные кары. Между теми и другими то и дело начинались драки, но бдительные военные быстро наводили порядки.

Наверное, по закону жанра нам полагалось устроить тут революцию, победить солдат и отдать всю власть, в том числе и исполнительную, в руки умников и умниц, но мы, честно говоря, уже торопились, да и не хотелось нам побеждать военных.

Достигли перрона, заросшего безвредными теперь подсолнухами. Помимо солдат, здесь всего два человека, а именно — Мышонок и Черноволосый.

Проливая слезы в три ручья, Алена обняла сперва Джеронимо, потом — меня, и под конец отважилась на Веронику.

— Я навеки сохраню вас в своем сердце, — пообещала она. — Прощайте, и… Как это у вас говорится? Buena fortuna?

Мышонок убежала, видно, побоявшись, что совсем уж разрыдается. А к нам подступился Черноволосый с той самой книгой в руках.

— Вы, должно быть, многого наслушались, — заговорил он, обращаясь главным образом ко мне. — Не принимайте близко к сердцу. Вы принесли перемены, а людям свойственно бояться перемен. Я же считаю, что все к лучшему. Мы не встали на пути пророчества, и теперь вы можете осуществить предначертанное. Возьмите эту книгу. Там многое еще, помимо того, что я зачитал на суде, заслуживает внимания.