Константин Плужников - Забытые страницы русского романса

Соч. 24, № 7 «Шепот, робкое дыханье».

Со многими стихотворениями Фета я настолько сжился, что мне кажется — я с ними родился! Среди них самое, наверно, близкое — «Шепот, робкое дыханье...». Это чудо! Как в нем мало слов и сколько трепетных чувств! Гений поэта отобрал именно те сочетания слов, за которыми — бесконечность музыки.

Стихотворение о влюбленных и о природе: ночь сменяется зарею, расцветают чувства влюбленных.

Метнер сочинил короткий романс — в 17 тактов (из них 4 приходятся на вступительные), причем исключительно простыми средствами: короткие восходящие и нисходящие мотивы сопровождаются несложным аккомпанементом, в котором можно услышать параллельные вокальной партии выразительные интонации. Композитор поставил в самом начале два существенных требования: пианисту играть с левой педалью, а вокалисту петь постоянно сдержанным звуком.

Я задаюсь вопросом, что же лучше — прочесть это стихотворение или исполнить романс Метнера или романс любого другого композитора, вдохновленный этим стихотворением (среди 16 — Римский-Корсаков, Балакирев)?

Соч. 37, № 4 «Вальс» («Давно ль под волшебные звуки...»).

Сюжетно он является как бы трагическим дополнением к вальсу на слова Дельвига «Могу ль забыть то сладкое мгновенье» (соч. 32, № 5). Там — счастливое свидание на балу, здесь — воспоминание о бале, и вот уже герой видит свою любимую в гробу. Не снилось ли ему все это?!

Этот вальс очаровал меня с первого знакомства, легко запомнилась мелодия первого раздела (первая строфа стихотворения), в двух других — тонко варьируемая каскадом композиторских находок соответственно меняющемуся содержанию. В партии фортепиано смены сложных гармоний сочетаются с подголосками, звучащими «подтекстом» к вокальной мелодии, а в тактах 57—67 фортепиано выходит на «авансцену»: после слов «я спал» (гласная «а» вокализируется пять тактов на ниспадающем от си 2 к до 2 мотиве) певец замолкает, и в аккомпанементе рокочущие басовые звуки рояля с отзвуками основной мелодии усиливают таинственно-завораживающую атмосферу. Вступающий далее голос продолжает: «Над постелью моей стояла луна мертвецом». В слове «луна» последняя гласная как бы повисает, высоко на ля 2 тянется три такта, но особенно замечательно этот эффект применен на слове «мертвецом» — согласную «м» надо тянуть закрытым ртом три такта. Создается впечатление звука, летящего куда-то в сферу невидимого.

Это настолько колоритный прием, что удивляешься, почему ранее никто из композиторов до него не додумался. Правда, «додумалась» великая певица А. В. Нежданова, когда (об этом уже говорилось) исполняла одноименный романс Аренского. Не сравнивая эти два произведения, понимаешь, сколь они различны: одно принадлежит композитору XIX, другое — XX века.

К Тютчеву Метнер пришел уже после Пушкина и Фета, но увлекся им по-настоящему, так как теперь нашел в нем созвучного своей душе поэта. Он написал 14 романсов на слова Тютчева, ряд строф использовал в качестве эпиграфов: «О чем ты воешь, ветр ночной», к сонате ми минор, соч. 25; «Когда что звали мы своим», к Сказке ми минор, соч. 34. Завершающим его последнюю вокальную тетрадь стал романс «Когда что звали мы своим».

Меня Тютчев сопровождает с тех пор, как я стал вообще осознавать себя как певец и человек. Я мог бы сказать словами Толстого, ставившего Тютчева впереди Пушкина, Лермонтова, Фета: «Без него ведь нельзя жить». Не берусь рассуждать на тему, почему Толстой так любил Тютчева, мне достаточно трудно объяснить даже свое неостывающее тяготение к этому поэту. Думаю, главное — это вовлечение, прежде всего, в саму музыку его поэтического языка: все начинаешь воспринимать чувством, интуицией, вдохом...

Мир поэта бесконечно прекрасен, чувства и мечты он сравнивает со «звездами в ночи», человеческая мысль подобна незамутненному ключу, мир дум — «таинственноволшебный». Тютчев, после знакомства с метнеровскими песнями, стал для меня более полным, объемным и величественным; как бы впустив в свой круг, Метнер дал мне частицу своего представления о поэте, и это значительно трансформировало мое представление о тютчевском поэтическом раскрытии красоты мира, о борениях человеческой души:

Человеческий идеал мира, гармонии неразрывен с вечно нетленной природой — слияние с природой поэт возвышает до философского созерцания и ее одухотворения.