Константин Плужников - Забытые страницы русского романса

Лучшие, на мой взгляд, романсы Метнера на слова Тютчева вошли в соч. 37: «Бессонница», «Слезы», «О чем ты воешь, ветр ночной» (№ 1, 3, 5).

Первый из них — один из наиболее концепционных и популярных, но исполнительски сложных романсов. Это очень личное произведение; не случайно в последующие годы Метнер неоднократно мысленно возвращался к нему. Вспомним: мечтая показать «Бессонницу» Э. К. Метнеру, он подчеркнул, что поведал в ней о том «что часто переживалось за последнее время» (цитированное письмо от 7/20.VI. 1920).

Выбор этого стихотворения Тютчева уже говорит о многом. Поэт выразил в нем свои раздумья о жизни, о судьбе уходящих и грядущих поколений. Год создания романса — 1918: гражданская война, разруха, гибель старого мира и пока еще непонятный и неизвестный новый мир — все это вдохновило Метнера на создание глубоко искреннего произведения.

Мелодия — одна из самых русских — спокойно развивается на фоне остинатной фигуры в фортепианной партии, изображающей мерный бой часов. Она и зарождается из самого звучания «боя» (из звука ми-бемоль). Первая фраза — еще не пение, это мысли «про себя», вызванные безнадежной скорбью:

Смятение, отчаяние, которыми должен здесь полниться певец, выражается в тесситурных трудностях: кульминация дана композитором на переходных нотах (тт. 21—23, 28—30, 32—35), причем необходимо выполнить достаточно подробные указания на градации звучания, например, на словах «И наша жизнь стоит пред нами, как призрак, на краю земли» — их четыре у вокалиста, но он еще должен соразмеряться с многочисленными штрихами у пианиста.

Последний раздел романса идет на почти неизменном музыкальном материале первого раздела. Протягивая арку, он возвращает нас к образу времени — летописца, бесстрастно, невзирая на людские страдания, отсчитывающего за веком век. Это — реальность. Но не этой объективной картиной завершается романс, а дополнительным разделом из 12 тактов — вокализ, исполняющийся полузакрытым ртом. Мелодически это фразы новые, но у рояля сохраняются мотивы боя часов, оттого усиливается впечатление горя, плача, воплощенного в этом удивительном «слове» печали. Этот раздел можно трактовать и как реквием по угасшей душе.

«Слезы» (соч. 37, № 2).

Всего шесть строк в стихотворении Тютчева, но сколько в них боли! Кажется, что они написаны в одночасье, в страдальческом порыве, но говорят они о всечеловеческом горе, а не только о потрясенной собственными переживаниями душе. Интонирование первых слов печальное, но скорее «размышляющее» (тт. 9—11), как и распев второго слога в слове «порой» (тт. 12—13). Но вот композитор вводит отсутствующий в стихотворении еще один (третий) повтор слова «слезы», мелодия расширяется по диапазону, уходя в верхний регистр, многочисленные альтерации в мелодии, лихорадочное биение аккордов — все это создает впечатление непосредственности и силы переживания. В тактах 21—25 «стенация» голоса (Piú mosso) буквально на каждом звуке сопровождаются взволнованными и резко размашистыми аккордами, охватывающими огромный диапазон. Поражает «строительное» мастерство композитора: вступлением и заключением, распевом слогов он значительно расширяет рамки стихотворения.

Следует вдуматься, почему последние слова стихотворения «в осень глухую, порою ночной» поются на материале буквального повтора вступления к романсу (тт. 24—29), более того, слов не хватает на все 6 тактов и последний слог вокализируется 4 1/2 такта. Почти не прибегая к внешней изобразительности, композитор добивается утонченного слияния-сосуществования изобразительного и выразительного в этом тоскливо протянутом звуке — это и «звук» осени, и плач, что подчеркивается ниспадающими хроматизмами сопровождения, это и долгая-долгая мысль...

Истинным шедевром является романс «О чем ты воешь, ветр ночной?» (соч. 37, № 5). К этому стихотворению Тютчева композитор уже обращался: в 1913 году он написал большую сонату (соч. 25, № 2, ми минор, посвящена Рахманинову), которой, как уже говорилось, предпослан эпиграф — строки из этого стихотворения.

Зимой 1919 года на фронте умер от тифа брат композитора К. К. Метнер. Николай Карлович страшно переживал это известие, по словам близких, «все существо его было зажато печалью». Жил Метнер тогда в сельце Бугры Калужской губернии, в скромном домике, в отдалении от людей, в лесу. Там и связалась боль утраты с тревожными видениями и предчувствиями сонаты ми минор, со стихотворением Тютчева, и родилась песня на этот же текст, которую он посвятил брату, а также романсы «Бессонница» и «Слезы».