Шмуэль-Йосеф Агнон - Вчера-позавчера

Как повел себя Ицхак, так повели себя с ним. Он предоставил свою комнату хозяину дома, хозяйка дома подметала его комнату. Он укладывал спать у себя ребенка, хозяйка дома стелила ему постель. Не прошло двух-трех дней, как стал Ицхак своим человеком в доме. Так как стал он почти членом семьи, начал вести себя как остальные домочадцы – рано ложился спать и рано вставал, а утром молился в синагоге. Когда наступил канун субботы, спросил Ицхак хозяйку дома, может ли она приготовить ему субботнее блюдо. Сказала ему она: «Почему нет? Огонь, что варит им еду, сварит еду и ему».

Перед приходом субботы, как только начало темнеть, пошел Ицхак с хозяином дома на молитву. Этот молитвенный дом принадлежал митнагедам. Не было там евреев в штраймлах и не было евреев в халатах, но каждый был одет в чистое платье и был в праздничной субботней шляпе. Эти простые одежды не меняли облика их владельцев подобно хасидским одеяниям, но придавали людям приветливость и праздничность. Каждый из них стоит на своем месте, как человек, понимающий, перед Кем он стоит. И когда он молится, вся его молитва – просьба и смирение. Тот, кто привык к хасидам, сказал бы, что молитва хасидов красивее молитвы митнагедов; хасиды молятся громко, с радостью и воодушевлением, а митнагеды молятся спокойно. Да только тот, у кого есть воодушевление, как у хасидов, воспламеняется с ними вместе, а тот, кто не чувствует этого, стоит подобно скорбящему среди женихов; здесь же – не то, здесь все в своей молитве равны.

По возвращении из молитвенного дома увидел Ицхак, что дом освещен, и стол накрыт, и хозяйка дома одета в субботнее платье. Десять светильников в миске с оливковым маслом наполняли дом покоем и тишиной. Между блюдом и блюдом пели субботние песни, а между песней и песней экзаменовал отец сыновей, проверял, как они выучили субботнюю главу. После трапезы попросил Ицхак дать ему Пятикнижие и прочел всю недельную главу. С того дня, как он покинул отцовский дом, не сподобился Ицхак такого субботнего вечера. И пожалуй, даже в отцовском доме не помнил он такого прекрасного субботнего вечера – не похоже сияние субботы за пределами Эрец Исраэль на сияние субботы в Эрец Исраэль.

После дневной трапезы пошел Ицхак к своему земляку, реб Алтеру резнику и моэлю. Увидел его реб Алтер и не узнал, не то что в первый раз, когда он узнал его сразу же, как только тот вошел. Увидела его Гинда-Пуа, жена реб Алтера, и воскликнула: «Да ведь это сын Егудит!» Спросил реб Алтер: «Почему не появлялся ты все это время?» Только начал он рассказывать, что был в Яффе и нашел там хороший заработок, как прервал он его и запел субботний нигун:

«Когда ешь ты от плодов труда рук твоих, счастлив ты и благо тебе» [110], – но давай прочтем стих дальше. Что написано там? «Жена твоя, как лоза виноградная плодоносная, во внутренних покоях дома твоего». Улыбнулся Ицхак и сказал: «Именно это сказал мне рабби Моше-Амрам». Сказал реб Алтер: «Моше правильно сказал. Кто он, этот рабби Моше-Амрам?» Рассказал ему Ицхак. Сказал реб Алтер: «Согласно моим подсчетам, Ицикл, ты приближаешься к двадцати пяти годам. Скажи мне, сынок, неужели нет здесь среди твоих сионистов кого-нибудь, у кого есть для тебя подходящая девушка? Неужели все – холостые вроде тебя?» Вздохнул Ицхак и промолчал. Посмотрел на него реб Алтер и сказал: «Забота в сердце – человек пусть расскажет. Ты ведь знаешь, что говорит Гемара о словах этих. А именно: пусть расскажет другим». Понял реб Алтер, что Ицхак вот-вот заплачет. Прикрикнул на него, и положил ласково свою мягкую руку ему на плечо, и сказал: «Суббота сегодня, не надо огорчаться. Что, Ицикл, что это такое? Что так огорчает и мучает тебя?» Сказал Ицхак: «Нет… ничего… реб Алтер…» Сказал реб Алтер: «Не будь глупцом, Ицикл… Забота в сердце – человек пусть расскажет…» Сказала Гинда-Пуа: «Ицикл, глаза твои правдивее твоих уст. Если рот твой молчит, глаза твои говорят». Сказал Ицхак: «Что я скажу и что расскажу?» Сказал реб Алтер: «Начни, сын мой, начни, а Господь поможет тебе говорить правду благодаря святой субботе нашей, защищающей нас». Начал Ицхак свой рассказ.

Когда он кончил, сказал реб Алтер: «Так ведь мы можем поговорить с ними». Взглянул Ицхак на ногу реб Алтера, обмотанную ватой, и опустил в отчаянии руки. Сказал реб Алтер: «Видишь ты, сынок, как хорошо человеку, когда есть у него жена? То, что я не могу сделать, она может сделать». Сказала Гинда-Пуа: «Где живут эти «венгры»? Ведь квартал с венгерским колелем – тоже в Иерусалиме. А если это вне стен, так ведь и там тоже живут евреи, и они покажут мне. И я надеюсь на милость Его, Благословенного, что вложит Он слова в мои уста благодаря твоей маме, мир праху ее, да будет она заступницей нашей. Ты видел Хаима Рефаэля? Пойди к нему, Ицикл. Заповедь – порадовать слепого. Но когда придешь к нему, не говори с ним на «литовском» [111], а говори с ним по-еврейски». Воскликнул Ицхак, пораженный: «Разве на «литовском» я говорю?» Сказала Гинда-Пуа: «Ты вставляешь слова, над которыми у нас в городе смеялись. Итак, дома «венгров» недалеко от Меа-Шеарим; если так, я знаю, где они. А если не найду так дал Господь, Благословен Он, рот человеку, чтобы спрашивать. А ты, Ицикл, живешь в Иерусалиме, и красишь стены, и делаешь вывески. Кто мог себе представить, что Иерусалим – город, как и остальные города, и есть тут дома и магазины. Вспоминаю я, каким городом рисовался Иерусалим в моих глазах, и мне просто стыдно, до чего я была глупа. Разве можно, чтобы человек существовал без жилья и без магазина, вроде того, как я представляла себе Иерусалим? Поневоле ты нуждаешься в доме, чтобы жить в нем, и в магазине, чтобы купить себе продукты. А я была убеждена, что питаются здесь Торой и молитвой. Ведь даже когда находились евреи в пустыне и были у них Моше, и Аарон, и Мирьям, и Серах, дочь Ашера, и другие праведники и праведницы, не могли они обходиться без пищи, пока не послал им Господь, Благословен Он, манну небесную и перепелов; и в будущем мире Господь, Благословен Он, кормит каждого достойного мясом ливьятана [112]и дикого быка. А теперь, когда я знаю, что невозможно существовать без квартиры и без пищи, снова я поражаюсь, что называют развалину эту, в которой мы живем, – квартирой, а еду, что мы едим здесь, – едой. Но, хвала Всевышнему, в субботу у нас есть все. Не так ли, Алтер? Подожди, Ицикл, сейчас же мы выпьем по стакану чая».