Осип Мандельштам - Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)

Главное из трех стихотворений, послуживших поводом для ареста ОМ в 1934 г. – «Мы живем, под собою не чуя страны…» – резко выпадает по стилю из основного корпуса его стихов. По сравнению с политическими стихами 1917 г. особенно видно: оно направлено не против режима, а против личности Сталина: это скрещение традиции ямбов даже не Шенье, а Архилоха с традицией карикатурного лубка или детской дразнилки, причем на фоне цитатных ритмов гражданственного Надсона (ср. «За гремучую доблесть…»), – ОМ воображал, что эту эпиграмму будут петь, как песню. Эпиграмма построена на искусной последовательности кульминаций: сперва идейная ( не чуя страны ), потом образная ( как черви… как гири… ), потом лексическая (великолепный несуществующий глагол бабачит на фоне реминисценций из сна Татьяны), потом ритмическая ( кому в пах, кому в лоб… ); после этого концовка самому ОМ казалась слишком слабой, и он думал ее отбросить ( грудь осетина, один из слухов о происхождении Сталина; лучше выполняет концовочную роль неавторизованный непристойный вариант и широкая… грузина ). Во всяком случае, ясно, что именно такая эпиграмма не против режима, а против личности Сталина должна была вернее всего привести поэта к подвижнической гибели, которую он искал (ср. о смерти художника как творческом акте в «Скрябине и христианстве»).

8 января 1934 г. умер А. Белый, 10 января его хоронили. Это ощущалось как последнее прощание России с символизмом. Мандельштаму-акмеисту был чужд неврастенический стиль Белого, в 1923 г. он написал о нем едкую рецензию, но в 1933 г. они сблизились, ОМ читал ему «Разговор о Данте». Стихи на смерть А. Белого условно назывались «Реквием»: «этими стихами ОМ отпевал не только Белого, но и себя, и даже сказал мне об этом», – пишет НЯМ. Стихи пронизаны реминисценциями из последних книг Белого – мемуаров и «Мастерства Гоголя». «Голубые глаза и горячая лобная кость…»: лобная кость – из 6-й гл. романа Белого «Петербург», поэт в последние годы страдал мигренями, молодящая злость – ср. о «литературной злости» в конце «Шума времени», юрода колпак – образ из страдальческих стихов «Золота в лазури» и «Пепла» Белого, Гоголек – прозвище Белого на «башне» Вяч. Иванова, Ледяной – тоже самопрозвание Белого (в «Записках чудака» и др.), десть – пачка в 24 листа бумаги. «Меня преследуют две-три случайных фразы…» – интонация оплакивания ( где… где… ) подсказана отрывком старофранцузского жития Св. Алексия, когда-то переведенным ОМ (оттуда же архаизмы вежество, лиясь ). Последовательность тем: плач, музыка, прощающиеся, рисовальщик; печаль моя жирна – скрещение реминисценций из стихотворения Пушкина «На холмах Грузии лежит ночная мгла…» («печаль моя светла») и «Слова о полку Игореве» («печаль жирна тече…»); стрекозы смерти – из концовки стихотворения Белого «Зима», пространств инакомерных ( солей трехъярусных ) – о естественно-научном образовании Белого, затем о философском, затем о спорах символистов, сон в оболочке сна – из Э. По «Сон во сне», гравировальщик ( «…задумчивый, брадатый…») – В. А. Фаворский, рисовавший Белого в гробу, но на меди он никогда не работал, повис на ресницах – из «Улисса» Джойса (по цитате в статье Д. Мирского). В «Меня преследуют две-три случайных фразы…» музыка сопровождает похороны, в «Когда душе столь торопкой, столь робкой…»отождествляется с самим Белым. «Он дирижировал кавказскими горами…» – об очерках Белого «Ветер с Кавказа»; в Альпах Белый с товарищами строил антропософский храм, «Иоанново здание» (см. «Записки чудака»). Жены Иакова Лия как символ жизни деятельной и Рахиль – созерцательной – по Данте, «Чистилище», XXVII, 97–109. Зрячая стопа, машучи ступал – обычные характеристики походки Белого. «Откуда привезли? Кого? Который умер…»(пробел во 2-м стихе, может быть: ‹Где будут хоронить?› ) : молчит, как устрица – воспоминание о Чехове, которого привезли хоронить в вагоне для устриц. Работа ОМ над циклом не доведена до конца, состав и порядок стихотворений не окончателен.

Последние два стихотворения ОМ перед арестом посвящены М. С. Петровых (1908–1979), поэтессе и переводчице, в которую он был безответно влюблен в конце 1933 – начале 1934 г., уже ожидая казни за сталинскую эпиграмму. «Мастерица виноватых взоров…»(с подтекстом из «Бахчисарайского фонтана» и в стр. 5 – из «Константинополя» Гумилева), по-видимому, понимается так: (1) я подавляю желание, (2) я молчу, как рыба, (3) но мы нежнее, чем рыбы; (4) я люблю с восточной страстью, (5) но готов по-восточному поплатиться за эту неправую страсть; (6) я на пороге смерти и держусь мыслью о тебе. В начале строки 21 – пробел, в большинстве списков заполненный «Ты, Мария…», но в автографе, писанном для М. Петровых, – «Наша нежность – гибнущим подмога». Стих. «Твоим узким плечам под бичами краснеть…»рисует судьбу спутницы осужденного или казненного; НЯМ допускала возможность, что это стихотворение обращено к ней.