Осип Мандельштам - Сохрани мою речь навсегда… Стихотворения. Проза (сборник)

14 мая 1934 г. ОМ арестован, 27 мая выслан в Чердынь, в июне переведен в Воронеж, осенью поселяется по адресу: 2-я Линейная, д. 4. Отсюда игра слов в стих. «– Это какая улица…», (где тема – из стих. В. Инбер «Переулок моего имени»); Линейная улица упиралась в Ленинскую, отсюда вариант «Жил он на улице Ленина». Яма – реалия, дом находился в низине. Ср. сходную игру слов в стих. «Пусти меня, отдай меня, Воронеж…». Путь в Чердынь был поездом до Свердловска, узкоколейкой до Соликамска и Камой до цели. О втором перегоне – через бесконечно расширяющееся пространство Урала – написано стих. «День стоял о пяти головах. Сплошные пять суток…». Черноверхая масса – лес; стихотворение сперва начиналось: «День стоял о пяти головах. Горой пообедав, Поезд ужинал лесом. Лез ниткой в сплошное ушко. В раздвое конвойного времени шла черноверхая масса…»; от этого «раздвоя» сторон дороги – образ лодки -двойки (на самом деле – гребной). Большаки – проселочные дороги, видные из окна (с намеком на «большевиков»). Племя пушкиноведов – конвойные: «В дорогу я захватила томик Пушкина. Оська ‹старший конвойный› так прельстился рассказом старого цыгана, что всю дорогу читал его вслух своим равнодушным товарищам» (НЯМ). Урал-гора ассоциируется с Урал-рекой, поэтому на стихотворение накладывается впечатление от концовки фильма «Чапаев», только что посмотренного в апреле 1935 г. (Фурмановского «Чапаева» ОМ считал замечательной книгой.) Тот же фильм – в стих. «От сырой простыни говорящая…»(самые запоминающиеся сцены – «психическая атака» белых офицеров на чапаевские позиции и ставка полковника Бороздина). О последнем этапе ссылки – триптих «Как на Каме-реке глазу темно, когда…»(второе стихотворение – цензурный вариант первого, но ОМ поставил их вместе). Дубовые колени – «пристани, или, вернее, причалы. Молодеет ельник, конечно, в воде, в отражении, более ярком, чем «чернолесье», т. е. ельник» (НЯМ). Бревна уподобляются пулеметам под влиянием того же «Чапаева». «Тобол» и «Обь» – видимо, встречные пароходы(?) (ср. ниже «Стансы»). Третье стихотворение – уже обратный путь с востока, желание запомнить виденное ( посолить в памяти лес, отслоить гору с костром) и слиться с новопочувствованной страной ( вселиться в Урал, беречь эту гладь).

Программное стихотворение об этом новом примирении с действительностью – Стансы(заглавие от стихов Пушкина со сходным настроением). Вторая строфа (о «шинели до пят») предлагалась в печать как отдельное стихотворение. Нелепая затея – эпиграмма на Сталина, швом отделившая было поэта от масс; побыть и поиграть с людьми – ср. «играют и поют» (в стих. «Вот дароносица…») и «Играй, покуда над тобою…» (у Тютчева). Воспоминание о ссылке – клевещущих козлов… драки (соседей по Чердыни – меньшевиков и эсеров; Мандельштаму они претили) и стук дятла (доносчика). Прыжок – попытка самоубийства, когда в первую же чердынскую ночь ОМ выбросился из окна больницы, вывихнув и сломав руку; затем наступило успокоение. И ты, Москва – несколько суток в Москве по пути из Чердыни в Воронеж. Большевея – «в этом слове для народного слуха положительный звук:…большеветь – почти умнеть, становиться большим» (ОМ в передаче НЯМ). В Арктике машин советских стук – Северный морской путь, спасение челюскинцев в 1934 г. Садовник и палач – Гитлер, демонстративно увлекавшийся садоводством; губительница-русалка Лорелея, расчесывающая волосы на скале, – символ Германии (ср. «Декабрист»). К этому стихотворению примыкают «Мир начинался страшен и велик…»(образ каменноугольных пластов с отпечатками древних папоротников), «Мне кажется, мы говорить должны…»(взгляд на трудную современность из светлого будущего; воздушно-океанская подкова – сковывающая стихию воздуха; написано после катастрофы 18 мая 1935 г. с агитсамолетом «Максим Горький»), «Идут года железными полками…», «Мир должно в черном теле брать…», «Ты должен мной повелевать…»(обращено, видимо, к рабочему классу; недруг – кто-то из обличителей ОМ), «Да, я лежу в земле, губами шевеля…». – Противоположное настроение, вызов сославшим – в стих. «Лишив меня морей, разбега и разлета…». Последнее стихотворение в этом ряду – «Не мучнистой бабочкою белой…» – о торжественных похоронах летчиков (на лафетах, смертных станках ), может быть, по впечатлению от кинохроники о той же катастрофе «Максима Горького»; мотив чтоб тело превратилось в улицу… – тот же, что в «– Это какая улица?..», только взятый всерьез (ср. «Разговор с товарищем Нетте» Маяковского). ОМ остался этим стихотворением недоволен («подхалимские стихи… – ода без достаточного повода к тому»), и доработка его растянулась почти на год.