Джон Голсуорси - Девушка ждёт

– Если только бедняга не останется в здравом уме.

– Решать тут не тебе, и не мне, и не ему, – решать может только она; нельзя требовать от нее невыполнимого. Не забудь, сколько ей пришлось перенести, пока его не поместили в клинику. Его нужно убрать из дома.

– Куда проще поискать другое пристанище для нее.

– Кто его даст, кроме меня, а это сразу же опять сведет его с ума.

– Если она готова мириться с неудобствами, мы можем ее устроить у себя, – сказал Хилери.

– А дети?

– Мы могли бы потесниться. Но одиночество и безделье не помогут ему сохранить здоровую психику. А работать он может?

– Не думаю. Четыре года в сумасшедшем доме доконают кого угодно. Да и кто даст ему работу? Эх, если б я мог убедить его переехать ко мне!

– Динни и та другая девушка сказали, что он выглядит и говорит вполне нормально.

– Да, внешне это так. Может быть, в клинике что-нибудь посоветуют.

Хилери взял брата под руку.

– Как это ужасно для тебя, старина! Но держу пари, – все обойдется. Я поговорю с Мэй; поезжай в клинику, посоветуйся там, и если ты потом решишь, что Диане лучше переселиться к нам, предложи ей это.

Адриан прижал к себе руку брата.

– Мне пора ехать.

Оставшись один, Хилери задумался. На своем веку он не раз видел, что пути провидения неисповедимы, и даже в своих проповедях перестал называть его милосердным. Однако он знавал немало людей, которые упорством победили свои напасти, и немало других, кого несчастья все-таки одолели, но потом и те и другие сумели извлечь из этого даже выгоду и жили припеваючи, – вот почему он был убежден, что беды всегда преувеличивают, а потери можно наверстать. Главное – не унывать и не опускать рук. Тут к нему пришла посетительница – девушка Миллисент Поул. Хоть суд ее и оправдал, фирма «Петтер и Поплин» выгнала ее с работы: о девушке пошла дурная слава, а этого оправданием в суде не сотрешь.

Миллисент Поул пришла в назначенный час; на ней было опрятное синее платье, а на чулки она истратила свои последние деньги; она стояла перед священником и ждала, что ее будут отчитывать.

– Ну, Милли, как здоровье сестры?

– Она вернулась вчера на работу, мистер Черрел.

– Поправилась?

– Да нет, но она говорит, что надо идти, а не то ее, наверно, тоже уволят.

– Почему?

– Она говорит, что если не пойдет, то подумают, будто и она занималась этим вместе со мной.

– А как ты? Хочешь поехать в деревню?

– Ну уж нет!

Хилери испытующе посмотрел на нее. Хорошенькая девушка, с изящной фигуркой, стройными ножками и отнюдь не аскетическим ртом; честно говоря, ей лучше всего выйти замуж.

– У тебя есть жених, Милли?

Девушка улыбнулась.

– Ну, какой же он жених!

– Значит, замуж выходить не думаешь?

– Да, видать, он не очень хочет.

– А ты?

– Да и мне не к спеху.

– А какие у тебя планы?

– Я бы хотела… я бы хотела стать манекенщицей.

– Вот как? А у Петтера тебе дали рекомендацию?

– Да; и даже сказали, что им жаль меня отпускать, но раз обо мне так много писали в газетах, другие девушки…

– Понятно. Видишь ли, Милли, ты сама во всем виновата. Я за тебя заступился потому, что ты попала в беду, но я не слепой. Обещай мне, что ничего подобного больше не случится, – ведь это первый шаг к гибели.

Ответа не последовало, но он его и не ждал.

– Тобой займется моя жена. Посоветуйся с ней; если ты не найдешь такой работы, как раньше, мы поможем тебе обучиться на скорую руку и найдем место официантки. Ладно?

– Я не против.

Она посмотрела на него полусмущенно, полунасмешливо, и Хилери подумал: «С таким лицом не убережешься, разве что государство станет брать хорошеньких девушек под особую опеку».

– Дай руку, Милли, и запомни, что я тебе сказал. Я дружил с твоими родителями и верю, что ты не замараешь их доброго имени.

– Хорошо, мистер Черрел.

«Как бы не так!» – подумал Хилери и повел ее в столовую, где жена печатала на машинке. Вернувшись в кабинет, он выдвинул ящик письменного стола и приготовился вступить в единоборство со счетами; на свете вряд ли нашелся бы такой уголок, где деньги были бы нужней, чем здесь, в трущобах этой христианнейшей державы, чья религия так презирает земные блага.

«Птицы небесные, – подумал он, – не сеют, не жнут, но и они не проживут без хлеба насущного. Откуда, во имя всего святого, раздобыть мне деньги, чтобы наше благотворительное общество могло дотянуть до конца года?» Он все еще бился над этой проблемой, когда вошла служанка и объявила: