Исидор Изу - Леттризм - Тексты разных лет

…Так на танцевальной площадке великосветская девица трепетала в привычных руках Даниэля (привычных к танцам и к девушкам), а он, не веря, что такая нескончаемая дрожь могла возникнуть от чувств, спросил:

«Господи, Вы вся дрожите! Что с Вами?»

Она ответила:

Голос девушки

Простите, месье, я, знаете ли, не привыкла танцевать….

Комментатор

…И тотчас же, как будто от этого признания ей стало легче, она перестала дрожать и, к огромному сожалению Даниэля, спокойно продолжила танец. Он страшно разозлился на неё и на себя, почувствовав её тягостную уверенность , как в тот день, когда он сказал какой-то девушке во время вальса:

Даниэль

Вы мне надоели, мадемуазель, мне с Вами очень скучно…

Комментатор

…Бросив её в той круговерти, одну среди пар, растерянную, мечтающую провалиться сквозь землю, ни дать ни взять – горбатая танцовщица в «Мулен Руж» (дикая сцена, если такую вообще можно себе представить), а ведь когда она сидела за столиком, то казалась обычной девушкой без изъянов, которую красивый молодой человек галантно пригласил на танец. Но лишь только она встала, как тотчас обнажилось всё её чудовищное уродство, это сплющенное, искорёженное тело. Она прошла к танцевальной площадке перед кавалером, тот, онемев от ужаса, следовал за ней, но, когда она обернулась, его уже не было рядом, он растворился в толпе, предпочтя мгновенную и болезненную казнь хамства нескончаемой пытке танца – трёх танцев подряд – под нестерпимой тяжестью безжалостных и презрительных взглядов, а горбатая девица осталась посреди танцующих – низкорослая, путающаяся между мужских штанин и женских юбок, ослепшая от стыда, не видящая, а, скорее, ощущающая на себе взгляды, раз и навсегда потерянная для Даниэля в толпе, – точь-в-точь, как и эта девушка, которую он решил потерять и которая, уняв дрожь и почувствовав уверенность в себе, услышала слова:

Даниэль

Вы были несравнимо лучше, когда дрожали. А сейчас у Вас такой нормально-тупой, неприятный вид, что я потерял к Вам всякий интерес…

Комментатор

…Оставив её одну среди танцующих, красную от стыда и… остального он не знает, поскольку люди редко видят последствия собственных поступков.

Так и с Евой: он уже собирался сбежать от неё, «ведь она, в общем-то, даже не красотка», как вдруг, когда они свернули в тёмную улочку, она остановилась – опять в ней оживала героиня «Чёрной серии» 27 – и произнесла, с негодованием покачивая бёдрами:

Ева

Что, Даниэль, неужели я тебе не нравлюсь? Ты разве не хочешь заняться со мной любовью?

Даниэль (остолбенев)

Э-э-э, наверное, почему нет?.. Почему бы и нет?.. 28

Комментатор

…Ева тоже уже больше не верила в любовь. Но потом наступила ночь, сотканная из этой любви, как ткань, вышитая золотыми нитями и драгоценными камнями. Впрочем, в нашем кратком опусе нет места для подобных рассуждений. А наутро Даниэль так прочно поселился в сердце и в теле Евы, необузданный разум Даниэля, своевольный, совершенный даже в минуты жгучей страсти , казалось, так уверенно всё покорил, завоевал и так томился от скуки в мелочной суете, к которой он со своей жаждой бесконечности оказался прикован, что Ева умирала от счастья, если хоть что-то в её теле и в её душе могло доставлять Даниэлю удовольствие, если она могла служить хоть каким-то подспорьем в его радостях и мыслях.

Ева

…Я знаю, это звучит глупо, но, если хочешь, я могу остаться с тобой на всю жизнь! Моя жизнь тогда будет не в счёт, нет ничего важнее твоей!..

Комментатор

…Эта фраза, которая прозвучала однажды вечером, позже, за столом, когда он, наевшись до отвала, извинился за буржуазную отрыжку, подступившую к горлу:

Ева

Ах, милый, при мне ты можешь позволять себе любые непристойности, для меня в тебе нет ничего непристойного .

Комментатор

Но в то утро, после первого и, по сути, единственного совместного прошлого, когда физическое удовлетворение и любовь к Даниэлю враз укротили привычное буйство и порывистость этой девушки, когда она стала мягкой и покладистой, стараясь казаться незаметной, исчезнуть в его объятиях, когда она благодарно пристраивалась на прокрустовом ложе, которое Даниэль оставил ей возле себя, когда она даже задерживала дыхание, боясь нарушить отведённые ей границы, пределы этого крошечного приюта, наполненного необъятным сокровищем её зыбкого счастья, – тогда при виде Евы, ставшей идеальной, податливой, при виде этого тигра, превратившегося в прикроватный коврик, мысли Даниэля медленно, но верно уводили его к Дениз, той самой Дениз, которую он странным образом подцепил в новогоднюю ночь, сбежав из постели очередной захмелевшей Мими с бредовой мыслью о том, что, мол, вот уже новогодний вечер, и все лихорадочно проживают жизнь, а он довольствуется прошлогодними ошмётками, этой Мими, которую он знает как облупленную, в чьей постели он оказался из-за досадного недоразумения, после неудачного свидания с той бабой в «Кентукки», уверявшей, что она девственница (а, судя по её прыщам и обсыпанной чирьями шее, может, так оно и было), которую он по привычке проводил до дома и поэтому опоздал на встречу с Убертой (интересно, эта австрийка с глупыми красивыми глазами всё-таки пришла?), и тогда ему домой позвонила Мими и вовремя отвлекла его от жалкой мысли: «Новогодняя ночь, а так паршиво. В новогоднюю ночь всегда паршиво».