Исидор Изу - Леттризм - Тексты разных лет

Ева

Вообще, хоть издалека ты и кажешься довольно сильным, ты очень уязвим.

Даниэль

Скажешь тоже… Вот, говорят: «Такова жизнь, нужно смело идти по жизни», и т. д… А на самом деле жизнь я не люблю. Я слишком её презираю, чтобы безропотно переносить какую бы то ни было боль. Это всё равно, что терпеть оскорбления консьержки или бакалейщика. Мне так и хочется сказать жизни: «Да за кого Вы себя принимаете, свинья, тупая тварь, как Вы смеете меня – это меня-то! – мучить?»

Комментатор

И он засмеялся.

Ева

Тебя все называют фашистом. Но, мне кажется, для фашиста ты слишком человечен.

Комментатор

…Кто же ему это говорил?

Слова окружающих по-своему складывались в его мыслях.

Даниэль

Я с ними плохо ладил, потому что не люблю лозунги. Политика – наверное, оттого, что она всегда живёт за счёт доктрины, – повторяет и пережёвывает определённые изречения так, словно люди – младенцы несмышлёные…

Может, меня просто всё начинает раздражать быстрее, чем остальных?

В детстве я каждый вечер придумывал молитвы. Мне всё время хотелось молиться как-нибудь по-новому.

Истины, которые приходится повторять слишком часто, перестают меня забавлять, а если истины меня больше не забавляют, значит, всё это вранье, значит, в них не осталось того огня, благодаря которому они казались новыми и пригодными для жизни! Ты знаешь, по правде говоря, я ведь никогда никому не причинял вреда, если не считать обычных детских и юношеских проказ; но сегодня мне хочется чего-то невообразимого – права думать как угодно и додумываться до чего угодно !

В семнадцать и в двадцать лет я верил, что смогу сделать что-нибудь для других, для человечества…

Но потом я понял, что ничего не могу – ничегошеньки, как бы я ни старался. Так оставьте же мою слабость в покое.

На самом деле, знаешь, я никогда не любил продавать партийные газеты… Мне было стыдно… Я с бо2льшим удовольствием гулял под дождём или возвращался домой и читал Андре Бретона или Кейзерлинга.

Даниэль

Когда меня исключили из партии из-за того, что я считал полной дурой мою прямую начальницу (девушку в очках и в вечных комплексах), я со злости хотел облить её серной кислотой. (Даже для группового изнасилования она была слишком страшной.) Тогда мы с приятелями начали издавать литературный журнал с таким лозунгом: «Мы, создатели этого журнала, три гения, предлагаем свои услуги тому, кто больше заплатит !..» 24Но никто к нам не обратился, потому что всем нужны не гении , а послушники .

Ещё в журнале мы написали: «Однажды мы прославимся, только нам надоело, что все нас подбадривают на словах, но никто и сантима из кармана не достанет. Мы хотим прославиться сейчас, а не через двадцать лет, когда состаримся. Все мы во всём опаздываем на двадцать лет, и тогда уже слишком поздно радоваться собственным дерзостям и смеяться над старшими».

Нас обзывали лакеями империализма , а потом нам предложили вернуться в партию, потому что партии нужны кадры ; но к тому времени я уже пристрастился к тому, чтобы бороться за себя, а не за других, и больше не хотел возвращаться…

Ева

Обычно меня отталкивают мужчины, которые думают не так, как я. Но ты мне очень нравишься! А значит, наши взгляды не так уж сильно различаются.

Комментатор

Даниэль решил, что в задуманном фильме не станет касаться политики, хоть он и собирался показать, что ничто ему не чуждо …

…А затем Даниэль с Евой заговорили о себе и о любви 25.

…Придя потанцевать с Евой в кафе, Даниэль вспомнил слова Пьера:

Голос Друга

…Мелодия не обязательно должна напоминать тебе о красивой женщине. Может, ты услышал эту музыку, когда был рядом с человеком, до которого тебе нет дела. Но поскольку мелодия красива, тебе приходится придумывать соответствующую ей любовь, не существовавшую прежде ностальгию, пока ещё не испытанную грусть. И в итоге музыка создаёт воспоминание о чём-то незнакомом, но желанном, о приключении, созвучном этой мелодии 26.

Комментатор

…Позже, во время медленного танца, Ева внезапно остановилась:

Ева

Я не могу больше с тобой танцевать. Я слишком волнуюсь…

Комментатор

Какими бы «искушёнными» ни казались «бабы», можно ещё встретить «юных девушек» в устаревшем смысле слова – такие души способны на сильные, пронзительные чувства, возникающие от простейших прикосновений, на очевидную робость вопреки доступности , которая теперь, после нынешних книг и фильмов, заменила былую наивную скромность и девственность , и эту «робость» они скрывают так же неистово, как вчера скрывали «вульгарность». Робость теперь зовётся старомодностью…