– Чай подан, дорогие, – улыбаясь, сообщила она.
На ее обширном бюсте поблескивала гагатовая брошь. Искусную прическу увенчивала черная шляпа с перьями. Она выглядела законченным символом материального процветания и смотрела на сына с нескрываемым обожанием.
Они встали, собираясь следовать за ней.
– Ты не сердишься на меня, Джо? – вполголоса спросил Себастьян.
В его голосе послышались жалобные интонации, выдававшие еще незрелого и легкоранимого человека. А ведь всего минуту назад он демонстрировал недюжинный ум и безграничную уверенность в – себе.
– Почему я должна сердиться? – холодно отозвалась Джо.
Она двинулась к выходу, не глядя на него. Себастьян с тоской смотрел ей вслед. Джо обладала той мрачноватой, магнетической красотой, которая созревает рано. На фоне матово-белой кожи ярко выделялись густые, черные как смоль ресницы. В ее движениях ощущалась томная страстность, неосознанная и одновременно притягательная. Хотя Джо была младшей из всех троих – ей недавно исполнилось двадцать, – Вернон и Себастьян представлялись ей всего лишь мальчишками, а мальчишек она презирала. Собачья преданность Себастьяна раздражала ее. Ей нравились опытные мужчины, которые говорят не вполне понятные, но волнующие слова. На долю минуты Джо закрыла глаза, вспоминая Поля Ла Марра.
2
Гостиная миссис Левин являла собой причудливую смесь вызывающей роскоши и почти безупречного, даже строгого вкуса. Первым комната была обязана хозяйке, обожавшей бархатные портьеры, позолоту и мрамор, а вторым – Себастьяну. Это он снял со стены бессистемно подобранные картины, заменив их двумя по своему выбору. Его мать примирила с их «невзрачностью» уплаченная за них огромная сумма. Старинная испанская кожаная ширма и изящная ваза из французской эмали также были подарками – сына.
Сидя перед массивным серебряным подносом, миссис Левин подняла чайник обеими руками, продолжая задавать вопросы слегка шепелявым голосом:
– Как поживает твоя дорогая матушка? Теперь она совсем не бывает в Лондоне. Передай ей от меня, что она рискует заржаветь. – Миссис Левин разразилась добродушным хрипловатым смехом. – Я ни разу не пожалела о том, что наряду с сельским домом мы обзавелись и городским. Не спорю, Дирфилдс очень хорош, но хочется, чтобы вокруг было побольше жизни. Себастьян скоро вернется домой навсегда – он полон планов. Его отец был таким же – заключал рискованные сделки, не слушая ничьих советов, и не только не терял деньги, а выручал вдвое или даже втрое больше. Мой бедный Яков был очень толковым.
«Лучше бы мама помолчала, – подумал с горечью Себастьян. – Джо только раздражают подобные рассуждения. Она и так в последние дни настроена против меня».
– Я заказала ложу на «Королей в Аркадии» в среду вечером, – продолжала миссис Левин. – Вы пойдете, дорогие?
– Спасибо, миссис Левин, – отозвался Вернон. – Нам бы очень хотелось пойти, но мы завтра уезжаем в Бирмингем.
– Значит, вы возвращаетесь домой?
– Да.
Почему же он сам не сказал «возвращаемся домой»? Почему эти слова прозвучали для его ушей так нелепо? Потому что дом у него только один – Эбботс-Пуиссантс. Дом! Какое странное слово, и сколько у него значений… Это напомнило ему песню, которую распевал дурным голосом один из ухажеров Джо (все-таки музыка – ужасная вещь!), устремив на нее мечтательный взгляд: «Дом, любимая, лишь там, где твое сердце…»
Выходит, его дом должен быть в Бирмингеме, где живет его мать.
Вернон ощутил легкое беспокойство, которое всегда испытывал при мысли о матери. Конечно, ей, как и всем матерям, было невозможно что-либо объяснить, и все же он очень любил ее – иное выглядело бы противоестественно. Как она часто повторяла: он – все, что у нее есть.
Внезапно в голове у Вернона ворохнулся маленький бесенок, который неожиданно заявил: «Что за чушь ты болтаешь! У нее есть дом, слуги, которых можно распекать, друзья, с которыми можно сплетничать, родственники, которые живут рядом. Всего этого ей бы недоставало куда больше, нежели тебя. Она тебя любит, но чувствует только облегчение, когда ты возвращаешься в Кембридж, а о тебе и говорить не приходится!»
– Вернон! – послышался резкий голос Джо. – О чем ты задумался? Миссис Левин спрашивает тебя, сдается ли еще в аренду Эбботс-Пуиссантс.
Как хорошо, когда люди спрашивают: «О чем ты задумался?» – это вовсе не означает, что они действительно хотят об этом знать. Всегда можно ответить: «Ни о чем особенном», подобно тому как Вернон в детстве отвечал: «Ни о чем».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу