Мэри Уэстмакотт - Хлеб великанов

– Что?!

– Да, хотя я об этом не знал. Мы с Джейн плыли вторым классом, а я не заглядывал в список пассажиров. Да, Нелл и Джордж Четвинд были на борту. Это походило на ночной кошмар – не было времени даже надеть спасательные пояса. Я ухватился за пиллерс, или как там это называется, чтобы не свалиться в море. Джейн и Нелл катились по палубе мимо меня – все быстрее и быстрее – в готовую поглотить их пучину. Я понятия не имел, что Нелл находится на корабле, пока не увидел ее – скользящую навстречу гибели и кричащую: «Вернон!» В таких обстоятельствах действуешь инстинктивно – задумываться некогда. Я мог спасти только одну из них – Нелл или Джейн. Я схватил Нелл и держал мертвой хваткой…

– А Джейн?

– Я до сих пор вижу ее лицо, обращенное ко мне, – тихо сказал Вернон, – когда она исчезала в зеленом водовороте…

– Господи! – хрипло произнес Себастьян. Внезапно его покинула обычная бесстрастность, и он взревел как бык: – Ты спас Нелл? Проклятый идиот! Спасти Нелл – и позволить Джейн утонуть! Да ведь Нелл не стоит кончика ее мизинца!

– Знаю.

– Знаешь? Тогда почему…

– Я уже говорил – в такие минуты повинуешься слепому инстинкту.

– Будь ты проклят!

– Я уже проклят – можешь не волноваться. Я любил Джейн – и позволил ей утонуть.

– Любил?

– Да, теперь я понимаю, что всегда любил ее. Поэтому она и внушала мне страх. Я оказался таким же трусом, каким был всегда, – пытался бежать от реальности. Я сопротивлялся Джейн – стыдился власти, которую она имеет надо мной, – и превратил ее жизнь в ад. А теперь мне ее так не хватает!.. Конечно, ты скажешь, что мне всегда нужно то, чего не могу получить. Возможно, это правда… Я знаю только то, что любил Джейн и потерял ее навсегда… – Он сел на стул и произнес обычным тоном: – Я хочу работать. Уйди, Себастьян, будь другом.

– Боже мой, Вернон, я никогда не думал, что смогу тебя возненавидеть…

– Я хочу работать, – повторил Вернон.

Себастьян круто повернулся и вышел из комнаты.

Вернон сидел неподвижно.

Джейн…

Как ужасно так по ком-то тосковать…

Да, он всегда любил ее. С самой первой встречи он не мог о ней не думать. Его влекла к Джейн какая-то непреодолимая сила…

Как глупо было всегда бояться реальности, бояться сильных эмоций!..

Джейн всегда это знала – и не могла ему помочь. Как она говорила – «разделены во времени»? В тот вечер на приеме у Себастьяна, когда она пела:

Океан волос… Странно, что она тогда пела – именно это. И статуя утопленницы – это тоже странно…

Что еще пела Джейн в тот вечер?

Он лишился Эбботс-Пуиссантс, лишился Нелл…

Но Джейн действительно навсегда унесла его «последнее чувство».

Ибо до конца жизни он сможет видеть перед собой только одну женщину – Джейн.

Он любил Джейн, но пренебрегал ею, мучил ее и в конце концов пожертвовал зеленому беспощадному морю…

Статуя в музее Южного Кенсингтона…

Лучше об этом не думать…

Нет, теперь он должен думать обо всем… На сей раз ему не убежать…

Джейн… Джейн… Джейн…

Она так нужна ему, но больше он никогда ее не увидит…

Теперь он потерял все…

Дни, месяцы, годы, проведенные в России, прошли зря…

Как глупо – жить рядом с Джейн, держать ее тело в своих объятиях и все время бояться собственной страсти к ней…

Давний страх перед Чудовищем…

И внезапно при мысли о Чудовище Вернон понял, что наконец вступил в права наследства…

Все было как в тот день, когда он вернулся с – концерта в «Титанике». То же самое видение. Тогда он назвал это «видением», так как это казалось – чем-то большим, чем звук. Он видел и слышал одновременно все звуковые изгибы и спирали – поднимающиеся, опускающиеся, вращающиеся…

Но теперь он обладал профессиональными знаниями…

Схватив лист бумаги, Вернон стал покрывать его иероглифами, похожими на стенографию. Впереди были годы работы, но он знал, что видение никогда не повторится с такой четкостью и свежестью…

Это должно быть именно так – полный вес металла, все медные духовые инструменты в мире…

И новые звуки – чистый, ясный звон стекла…

Вернон был счастлив.

Прошел час, потом другой…

На какое-то мгновение Вернон пришел в себя и вспомнил о Джейн.

Ему стало стыдно. Неужели он не может оплакивать ее даже один вечер? Было что-то жестокое и бессердечное в том, как он использовал свое горе, трансформируя его в звуки…