Мэри Уэстмакотт - Разлука весной

Может быть, я никуда и не уезжала, подумала Джоан. Я действительно никуда не уезжала…

Она пребывала в растерянности, не могла собраться с мыслями. Встреча с Эверил накануне вечером расстроила ее – спокойный взгляд, которым Эверил на нее смотрела, холодный и равнодушный. Эверил не заметила в ней никакой перемены. Ну а в конце концов, почему она должна была что-то заметить?

Ведь внешне она не изменилась.

Очень нежно Джоан про себя сказала: «Родни…»

Опять к ней вернулся жар – горе – жажда любви и прощения…

Она подумала: это все правда… Я начинаю новую жизнь…

От станции она взяла такси. Агнес открыла дверь и приветствовала Джоан с удивлением и радостью. Джоан было приятно.

Хозяин, сказала Агнес, обрадуется.

Джоан поднялась к себе в спальню, сняла шляпу и сошла вниз.

Комната казалась немножко голой, но это потому, что в ней нет цветов.

Завтра надо будет купить гвоздик в магазине на углу.

Джоан взволнованно ходила по комнате. Сказать ли Родни о том, что, по ее мнению, произошло с Барбарой. Предположим, она скажет, тогда… А если…

Конечно, это неправда. Она все это себе напридумывала. Напридумывала из-за того, что сказала это глупая Бланш Хэггард – нет, Бланш Донован. Действительно, Бланш выглядела ужасно – такая старая и опустившаяся.

Джоан провела рукой по лбу. Она почувствовала, что в ее голове словно крутится калейдоскоп. В детстве у нее был калейдоскоп, и она любила его, у нее захватывало дух, когда цветные стеклышки кружились и вращались, прежде чем сложиться в картинку.

Что с ней?

Эта ужасная гостиница и то потрясение, которое она пережила в пустыне… Она воображала всякие неприятные вещи – что дети ее не любят, что Родни любил Лесли Шерстон (конечно же нет – что за мысль! Бедная Лесли). И она даже пожалела, что отговорила Родни от его странной фантазии завести ферму. На самом деле она поступила тогда очень разумно и дальновидно.

О господи, почему она была в таком смятении? Все те вещи, о которых она думала, в которые верила, – такие неприятные вещи…

Действительно ли это так? Или нет? Она не хотела, чтобы это было правдой.

Ей надо решать, – ей надо решать…

Что ей надо решать?

Солнце, думала Джоан, солнце очень пекло. Солнце вызывает галлюцинации…

Она бегала по пустыне… падала на колени… молилась…

Было ли все то реальностью?

Или реальность – это?

Сумасшествие, абсолютное сумасшествие – те вещи, в которые она поверила. Как спокойно, как приятно вернуться домой в Англию и чувствовать, будто ты никогда не уезжала. Что все так же, как ты об этом всегда думала…

Разумеется, все так же.

Калейдоскоп вертится… вертится…

Складывает то одну картинку, то другую.

Родни, прости меня, я не знала…

Родни, вот она я. Я вернулась домой!

Какая картинка? Которая? Надо выбрать.

Она услышала звук открывающейся входной двери – звук, который она знала так хорошо.

Возвращается Родни.

Какая картинка? Какая картинка? Быстро!

Дверь отворилась. Вошел Родни. В удивлении он остановился.

Джоан быстро шагнула вперед. Она не сразу взглянула ему в лицо. Дай ему минуту, подумала она, дай ему минуту…

А потом радостно сказала:

– Вот и я, Родни… Я вернулась домой…

Родни Скюдамор сидел в небольшом кресле с низкой спинкой, пока его жена разливала чай, гремела ложками и весело болтала о том, как хорошо опять быть дома и найти, что все в нем осталось так, как было, что Родни не поверит, как прекрасно быть опять в Англии, опять в Крейминстере, опять в ее собственном доме!

Обманутая необычным теплом ноябрьского дня, по оконному стеклу, важно жужжа, носилась большая муха.

Ж-ж, ж-ж, ж-ж, – жужжала муха.

Дзень-дзень-дзень, – звенел голос Джоан Скюдамор.

Родни сидел, улыбался и покачивал головой.

Шумы, шумы, думал он.

Для некоторых они значат все, для других – ничего.

Он ошибался, решил он, подумав, когда Джоан только приехала, что с ней что-то не так. Все с Джоан в порядке. Она такая, как обычно. Все совсем так, как обычно.

Сейчас Джоан пошла наверх, чтобы распаковать вещи, а Родни направился в свой кабинет, куда он принес из конторы кое-какую работу.

Но сначала он отпер маленький ящик с правой стороны своего письменного стола и вынул оттуда письмо Барбары. Оно пришло авиапочтой и было отправлено за несколько дней до отъезда Джоан из Багдада.

Длинное, написанное мелким почерком письмо, теперь он знал его почти наизусть. Тем не менее Родни прочитал его снова, немного задержавшись на последней странице.