Мэри Уэстмакотт - Разлука весной

Конечно, Эверил ее любила, все дети ее любили…

Любили ли?

Любили ли дети ее – было ли им вообще до нее дело?

Джоан приподнялась в кресле, потом села опять.

Откуда такие мысли? Что ее заставляет об этом думать? Такие пугающие, неприятные мысли. Выбрось их из головы, старайся не думать об этом…

Голос мисс Гилби – пиццикато…

– Не ленись думать, Джоан. Не оценивай все только с внешней стороны, потому что это проще и приносит меньше боли…

Может, поэтому-то она и гонит от себя эти мысли? Потому что боится боли?

Эверил…

Любила ли Эверил ее? Была ли Эверил – ну, Джоан, смотри правде в глаза, – была ли Эверил хоть немного привязана к ней?

Ну, правда состоит в том, что Эверил была довольно своеобразной девочкой – холодной, бесчувственной.

Нет, пожалуй, не бесчувственной. Эверил – единственная из троих детей – доставляла им настоящие неприятности.

Холодная, послушная, спокойная Эверил. Какой же удар их ждал! Какой удар!

Джоан распечатала письмо без всякой задней мысли. Оно было написано безграмотно, корявым почерком, и она решила, что оно от одного из многих пенсионеров, которым она покровительствовала.

Она читала, почти ничего не понимая:

«Хочу сообщить, как разводит шашни ваша старшая дочь с др в Санитуруме. Целуются в кустах какой позор и это надо прекратить».

Джоан с отвращением уставилась на грязный клочок бумаги.

Как гнусно, как омерзительно…

Она слышала об анонимных письмах, но никогда их раньше не получала.

Ваша старшая дочь – Эверил? Неужели Эверил? Разводит шашни (отвратительное выражение) с др в Санитуруме. «Др» – доктор Каргилл? Этот знаменитый специалист, добившийся таких успехов в лечении туберкулеза, человек, который по крайней мере лет на двадцать старше Эверил и у которого очаровательная больная жена.

Какая чушь! Какая мерзкая чушь.

В этот момент в комнату вошла Эверил и лишь с легким любопытством – Эверил никогда не проявляла искренней заинтересованности – спросила:

– Что-нибудь случилось, мама?

Сжимая дрожащей рукой письмо, Джоан едва смогла ответить:

– Я думаю, мне лучше даже не показывать его тебе, Эверил. Это… это такая мерзость.

Голос задрожал. Эверил спокойно подняла тонкие брови, изображая удивление:

– Что-нибудь в письме?

– Да.

– Обо мне?

– Тебе лучше его даже не видеть, дорогая.

Но Эверил, пройдя через комнату, спокойно взяла письмо у нее из руки.

Постояла с минуту, читая его, потом вернула его и сказала задумчивым, бесстрастным голосом:

– Да, не очень приятно.

– Неприятно? Это омерзительно – совершенно омерзительно. Надо подавать в суд за такую ложь.

– Это противное письмо, но это не ложь, – спокойно произнесла Эверил.

Комната закружилась перед глазами Джоан.

– Что ты имеешь в виду, что ты можешь иметь в виду? – выдохнула она.

– Не надо поднимать такой шум, мама. Мне жаль, что ты узнала об этом подобным образом, но полагаю, что рано или поздно ты должна была узнать.

– Ты хочешь сказать, что это правда? Что ты и доктор Каргилл…

– Да. – Эверил мотнула головой.

– Но это же безнравственно, позорно. Человек его возраста, женатый – и ты, молодая девушка…

– Не надо разыгрывать площадной мелодрамы, – нетерпеливо оборвала ее Эверил. – Все совсем не так. Это происходило очень постепенно. Жена Руперта – инвалид, на протяжении уже многих лет. Мы – ну, нас просто потянуло друг к другу. Вот и все.

– Ничего себе все!

У Джоан было много что сказать, и она сказала. Эверил лишь пожимала плечами и не прерывала этот поток излияний. Потом, когда Джоан закончила свою речь и умолкла, заметила:

– Я ценю твою точку зрения, мама. Могу сказать, что на твоем месте я чувствовала бы то же самое – хотя не думаю, что сказала бы кое-что из того, что говорила ты. Но факты есть факты. Руперт и я любим друг друга. Мне жаль, но на самом деле я не вижу, что ты здесь можешь поделать.

– Поделать? Я поговорю с отцом – сейчас же.

– Бедный отец. Стоит ли тебе его этим беспокоить?

– Я уверена, он знает, как тут быть.

– Он не может ничего сделать. Это просто его ужасно встревожит.

Это было началом скандала.

В самый разгар бури Эверил оставалась хладнокровной и, казалось, ни о чем не беспокоилась.

И в то же время упрямо стояла на своем.

Джоан снова и снова повторяла Родни:

– Я не могу избавиться от ощущения, что с ее стороны это игра. У Эверил просто не может быть никакого сильного чувства.

Но Родни качал головой: