Мэри Уэстмакотт - Разлука весной

– Признаю.

– И Руперт Каргилл собирается разорвать этот договор при твоем молчаливом согласии?

– Да.

– Не считаясь с законными правами и интересами другой стороны?

– С ней все будет нормально. Не так уж она и любит Руперта. Думает только о своем здоровье и…

– Я не хочу сантиментов, Эверил, – перебил Родни. – Я говорю о фактах.

– Я не сентиментальна.

– Сентиментальна. Ты понятия не имеешь о мыслях и чувствах миссис Каргилл. Ты их представляешь себе так, чтобы они устраивали тебя.

Я от тебя хочу только одного: признания того, что у нее есть свои права.

Эверил вскинула голову:

– Очень хорошо. У нее есть права.

– В таком случае ты хорошо представляешь себе, что ты собираешься сделать?

– Ты закончил, отец?

– Нет, я хочу сказать еще одно. Ты ведь отдаешь себе отчет в том, что Каргилл ведет очень ценную и важную работу и его методы лечения туберкулеза дали поразительные результаты и сделали его выдающейся фигурой в мире медицины, и в том, что его личные дела могут повлиять на его карьеру. Работа Каргилла, настолько полезная для людей, сильно пострадает, если не сказать погибнет из-за того, что вы собираетесь сделать.

– Ты пытаешься убедить меня в том, что мой долг отказаться от Руперта ради того, чтобы он продолжал приносить пользу человечеству? – В голосе Эверил прозвучала издевка.

– Нет, – сказал Родни. – Я думаю о нем самом. – В его голосе вдруг послышалась какая-то неистовость: – Поверь мне, Эверил, человек, который не занимается тем, чем он хочет заниматься, – тем, чем он должен заниматься, – живет только наполовину. Говорю тебе, если ты отберешь у Каргилла его работу, наступит день, когда ты увидишь того, кого ты любишь, несчастным, отчаявшимся, усталым, почти мертвецом. И если ты думаешь, что твоя любовь или любовь любой другой женщины того стоят, тогда, должен тебе откровенно сказать, ты просто глупая сентиментальная девчонка.

Он остановился. Откинулся в кресле. Пригладил рукой волосы.

– Ты говоришь мне все это. Но откуда я знаю, – пробормотала Эверил. Она запнулась и повторила: – Но откуда мне знать…

– Что это правда? Могу лишь сказать, что я считаю это правильным, и добавить, что я исхожу из собственного опыта. Я говорю с тобой, Эверил, как мужчина и как отец.

– Да, – ответила Эверил. – Вижу.

– Твое дело, Эверил, подумать… – проговорил Родни уже другим, усталым и тихим голосом, – подумать о том, что я сказал тебе, и принять или отвергнуть мои слова. Я считаю, тебе хватит мужества и дальновидности.

Эверил медленно подошла к двери. Она постояла, держась за ручку, потом обернулась.

Когда она заговорила, Джоан поразила внезапная горькая мстительность, сквозившая в ее тоне.

– Не думай, – сказала она, – что я когда-нибудь буду благодарна тебе, отец. Кажется… кажется, я тебя ненавижу.

Она вышла и захлопнула за собой дверь.

Джоан сделала движение, чтобы выйти за ней, но Родни жестом остановил ее.

– Оставь ее, – произнес он. – Оставь ее. Неужели ты не понимаешь? Мы добились своего…

И на этом, вспоминала Джоан, все и закончилось.

Эверил ходила молчаливой, отвечала односложно, когда к ней обращались, сама старалась ничего не говорить. Похудела и побледнела.

Месяц спустя она сказала, что хочет уехать в Лондон и поступить в школу секретарей.

Родни сразу же согласился. Эверил уехала от них, не выказав ни малейшего сожаления по поводу расставания.

Когда три месяца спустя она приехала домой на каникулы, то вела себя вполне нормально, и, судя по ее словам, в Лондоне жила довольно весело.

Джоан вздохнула с облегчением и сообщила об этом Родни:

– Все прошло. Я никогда и не думала, что это по-настоящему серьезно, – просто одна из фантазий, которые бывают у глупых девчонок.

Родни посмотрел на нее, улыбнулся и сказал:

– Бедняжка Джоан.

Эта его фраза всегда ее раздражала.

– Но надо признать, в свое время ситуация действительно вызывала беспокойство.

– Да, – согласился он. – Она действительно вызывала беспокойство. Но ведь не у тебя, а, Джоан?

– Что ты имеешь в виду? Все, что касается детей, тревожит меня намного больше, чем их.

– Да? – сказал Родни. – Интересно…

Да, думала Джоан, теперь в отношениях между Эверил и ее отцом появилась некая холодность. От прежней их дружбы мало что осталось, за исключением формальной вежливости. С другой стороны, с матерью Эверил была вполне мила, на свой манер.

Пожалуй, решила Джоан, теперь, когда она не живет дома, она стала больше ценить меня.