– Но разве не должны мы в первую очередь поздравить друг друга с Новым годом? – спросил он, меняя интонацию.
– Для этого я и позвонила, – сказала Сьюзен.
И она продолжила, выразив надежду, что 1944 год начался для него успешно, а закончила чуть ли не молитвой, чтобы пришел долгожданный мир. А между тем все трое ее детей подхватили простуду, а у Робина даже поднялась температура. Ничего трагического, конечно, но поневоле за них тревожишься. Зато, к счастью, стала гораздо лучше себя чувствовать ее мама, а Кеннет только что сообщил о появившемся у него шансе получить перевод на службу в Англию – лучший подарок к Новому году, о каком она только смела мечтать!
Затем трубкой завладела тетя Элис и начала свой обычный гамбит:
– Как дела на литературном фронте?
– Пока отстреливаемся, – ответил Себастьян, – но могут понадобиться подкрепления.
Когда ты говорил с тетей Элис об искусстве, философии или религии, бодрость и веселый голос становились обязательными.
– Надеюсь, что ты напишешь еще одну хорошую пьесу, – прозвучала оптимистическая фраза.
– К счастью, – сказал он, – у меня осталось пока достаточно денег, заработанных на предыдущей постановке пять лет назад.
– Тогда прислушайся к совету умной женщины: не вкладывай ни пенни в акции японских компаний.
Пошутив на темы финансовых руин, оставшихся от Дальнего Востока, тетя Элис вдоволь посмеялась, а потом спросила, слышал ли он анекдот об американском капрале и архиепископе Кентерберийском.
Он слышал его не раз, но, не желая лишать ее удовольствия, попросил рассказать. И потом, когда веселая история подошла к концу, издал все полагавшиеся звуки.
– А теперь у меня снова рвет из рук трубку Сьюзен, – закончила разговор она.
Оказалось, что Сьюзен забыла спросить, помнит ли он Памелу – ту курносую девушку, ее подругу, которая еще училась в прогрессивной школе. Она сама потеряла ее следы, но случайно встретила буквально несколько недель назад. Как же она восхитительна теперь! Умная, обо всем информированная! Работает в правительственном статистическом управлении. И очень, очень привлекательная со своей пикантной своеобразной внешностью – ну, ты понимаешь, о чем речь.
Себастьян про себя улыбнулся. Очередная потенциальная жена, которых Сьюзен с присущей ей неутомимостью продолжала выискивать для него. Что ж, быть может, придет день, когда она действительно отыщет подходящую ему спутницу жизни, за что он, конечно, будет ей бесконечно благодарен. Но пока…
Памела снова приедет в Лондон на следующей неделе, продолжала Сьюзен. Они должны непременно встретиться втроем.
Когда она все ему высказала и он повесил трубку, то испытал странную смесь умильной нежности и полнейшего отчаяния, которую всегда вызывали в нем подобные разговоры. И проблему представляло не какое-то зло, с чем было бы легче совладать, напротив, ему доставляла мучения эта естественная, честная и такая редкая в людях доброта.
Он подумал о славной тетушке Элис, неутомимой труженице, вопреки постоянно скручивавшему ее ревматизму. Тащившей все на себе, даже не пытаясь играть роль (а какой выгодной была бы эта роль!) великомученицы, которая с трудом, но держится. А она выдерживала все сваливавшиеся на ее голову несчастья с безыскусной горестной простотой. Беднягу Джима убили в Малайзии. Дом со всем скарбом спалила немецкая зажигательная бомба. Девять десятых семейных сбережений пропали, когда рухнули финансовые системы Сингапура и Явы. Дядя Фред, сломавшийся от всех этих ударов судьбы, окончательно сошел с ума. Но она не заводила постоянных разговоров на эту тему, хотя не сделалась ни менее скучной, ни более сдержанной на язык. Она сохранила свои прежние, несколько старомодные, но приветливые манеры и в ответ на шутку за словом в карман не лезла. Словно решила, что если ее семейному судну суждено утонуть, оно уйдет под воду с развевающимся флагом юмора и хорошего настроения.
А еще была Сьюзен с тремя чудесно воспитанными, восхитительными малышами, с бесценными письмами, приходившими от ее мужа Кеннета, воевавшего где-то на Ближнем Востоке. И надо было слышать рассуждения Сьюзен на темы войны и мира, жизни и смерти, добра и зла, по-прежнему исходившие от нисколько не изменившейся представительницы верхнего слоя среднего класса, мировоззрение которого оставалось незыблемым, несмотря ни на что.
Мать, дочь, зять – глядя на них глазами драматурга, он мог бы легко превратить всех троих в героев потрясающе веселой комедии. Но с точки зрения моралиста они были куда как более серьезными персонажами, заслуживавшими лучшей литературной участи: смелыми и надежными, готовыми на самопожертвование так, как никогда не был готов он сам и даже не надеялся хотя бы близко стать рядом с ними. Доброта в чистых слитках без малейших примесей, ограниченная лишь в том, что ей самой не было понятно собственное предназначение и не ясна цель своего существования.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу