Мигель де Унамуно - Туман

– Тут вам письмо, сеньорито, только что принесли. Мне кажется, от сеньориты Эухении.

– Письмо? От нее? От нее письмо? Оставь здесь и иди!

Лидувина ушла. Аугусто бросило в дрожь. Странная тревога проникла в сердце. Он вспомнил Росарио, потом Маурисио. Но ему не хотелось трогать письмо, и он с ужасом смотрел на конверт. Он встал, умылся, оделся, велел подать завтрак, съел его. «Нет, нет, я не хочу читать его здесь», – сказал он. Аугусто вышел из дома, направился в ближайшую церковь и там, подле нескольких человек, слушавших мессу, распечатал письмо. «Здесь я должен буду сдерживаться, – сказал он себе, – ах, на сердце у меня ужасные предчувствия». В письме говорилось:

Уважаемый Аугусто!

Когда ты станешь читать эти строки, я уже буду ехать вместе с Маурисио туда, где он получил работу благодаря твоей доброте, которая также вернула мне ренту; вместе с его заработком это позволит нам жить не слишком бедно Я не прошу у тебя прощения, ибо после этого, я уверена, ты убедишься, что ни я не могла тебя сделать счастливым, ни, уж конечно, ты – меня. Когда у тебя пройдет первое потрясение, я напишу тебе, почему я совершила этот шаг теперь и в такой форме. Маурисио хотел, чтобы мы бежали в самый день свадьбы, сразу после венчания; но план его был слишком сложен и показался мне, кроме того, ненужной жестокостью. Как я уже говорила тебе когда-то, надеюсь, мы останемся друзьями. Твой друг

P. S. Росарио с нами не едет. Она остается тебе, и можешь с нею утешиться.

Аугусто повалился на скамью совершенно уничтоженный. Потом стал на колени и начал молиться.

Когда он вышел из церкви, ему казалось, что он спокоен. Но то было ужасное спокойствие позора. Он пошел к дому Эухении, где застал ее родственников в полном унынии. Племянница сообщила им письмом свое решение и ночевать не пришла. Парочка уехала поездом, который отправлялся вечером, сразу же после последнего свидания Аугусто с невестой.

– Что же нам теперь делать? – сказала донья Эрмелинда.

– Нам остается, сеньора, – ответил Аугусто, – только терпеть!

– Это недостойно! – воскликнул дон Фермин. – Такие поступки нельзя оставлять без возмездия!

– И это говорите вы, дон Фермин, анархист?

– При чем тут анархизм? Так не поступают. Так нельзя обманывать мужчин!

– Другого она и не обманула! – сказал холодно Аугусто, и его ужаснула холодность, е которой он произнес эти слова.

– Но она его обманет, обманет, не сомневайтесь!

Аугусто почувствовал демоническую радость при мысли, что Эухения в конце концов обманет и Маурисио «Но уже не со мной», – сказал он очень тихо, так что едва ли сам себя услышал.

– Что ж, я сожалею о случившемся и еще больше – о вашей племяннице, но я должен удалиться…

– Вы понимаете, дон Аугусто, что мы…

– Да, я все понимаю, но…

Пора было уходить. Еще несколько слов, и Аугусто ушел.

Он был в ужасе от самого себя и от того, что с ним происходило, точнее, от того, чего с ним не происходило. Эта холодность, по крайней мере внешняя, с которой он встретил неожиданную и наглую выходку, это спокойствие заставили его усомниться даже в собственном существовании. «Будь я такой же мужчина, как все, – говорил он себе, – мужчина с характером, будь я просто человеком и существуй на самом деле, разве я мог бы встречать такой удар так спокойно?» И он начал, не отдавая себе в том отчета, ощупывать себя и даже щипать, чтобы проверить, чувствует ли он боль.

И вдруг кто-то потерся о его ногу. Это был Орфеи, вышедший ему навстречу, чтобы утешить. Увидев Орфея, Аугусто, как ни странно, очень обрадовался. Он взял его на руки и сказал:

– Радуйся, мой Орфей, радуйся! Будем радоваться вместе! Уже никто тебя не выкинет из моего дома! Никто пас не разлучит! Мы проживем вместе и вместе умрем. Нет худа без добра, даже если худо велико, а добро очень маленькое, и наоборот. Ты верен мне, Орфей, ты верен! Я понимаю, иногда ты будешь уходить и искать себе подругу, но из-за этого ты не убежишь из дому, не оставишь меня; ты верен мне, только ты. Послушай, чтоб ты не уходил, я принесу домой суку; да, я принесу тебе подругу. Ведь сейчас я не знаю, вышел ли ты встречать меня, чтобы утешить мое горе, или встретил меня, возвращаясь со свидания с твоей сукой? Во всяком случае, ты верен, и никто не выкинет тебя из моего дома, ничто не разлучит нас.

Он вошел в дом и лишь тогда ощутил одиночество; буря разразилась в его душе, которая раньше казалась спокойной. Его охватило чувство, в котором смешались грусть, горечь, ревность, ярость, страх, ненависть, любовь, сожаление, презрение и, главное, стыд, безмерный стыд и нестерпимое сознание своего смешного положения.