Мигель де Унамуно - Туман

– Дон Авито! – воскликнул Аугусто.

– Он самый, милый Аугусто, он самый!

– Вы здесь?

– Да, я здесь, жизнь учит многому, еще больше учит смерть; они дают гораздо больше, чем любая наука.

– Ну, а ваш кандидат в гении?

Дон Авито Карраскаль рассказал ему скорбную историю своего сына. [52]И заключил ее словами:

– Теперь ты знаешь, Аугусто, как я попал сюда. Аугусто молча опустил глаза. Они шли по проспекту Аламеда.

– Да-да, Аугусто, – продолжал дон Авито, – единственная наставница жизни – это жизнь, никакой другой педагогики нет. Научить жить может только жизнь, и каждый человек должен заново приниматься за эту науку.

– А труд поколений, дон Авито, а наследие веков?

– Есть лишь два вида наследия: иллюзии и разочарования. И то, и другое можно найти только там, где мы сейчас с тобою встретились, – в храме. Уверен, тебя привела туда либо великая иллюзия, либо страшное разочарование.

– И то, и другое.

– Да, и то, и другое. Ибо иллюзия, надежда порождают разочарование и воспоминание, а разочарование и воспоминание, в свою очередь, порождают иллюзию и надежду. Наука – это действительность, это настоящее, дорогой Аугусто, а я уже не могу жить настоящим. С тех пор как мой бедный Аполодоро, моя жертва, – при этих словах в голосе его послышались рыдания, – умер, точнее, покончил с собою, с тех пор для меня нет настоящего, нет ничего нужного для меня ни в науке, ни в действительности. Я могу жить только воспоминанием или надеждой. Вот я и пришел сюда, к очагу всех иллюзий и всех разочарований, в церковь!

– Так, значит, вы теперь веруете?

– Почем я знаю!

– Значит, не веруете?

– Не знаю, верую я или нет; знаю лишь, что молюсь. И даже толком не знаю, о чем молюсь. Нас здесь несколько человек, по вечерам мы собираемся в этом храме помолиться. Я незнаком с ними, а они – со мною, но мы чувствуем некую солидарность, духовную общность. Теперь я думаю, что человечеству вовсе ни к чему гении.

– А ваша жена, дон Авито?

– О, моя жена! – воскликнул Карраскаль, и слеза, блестевшая в его глазах, казалось, вспыхнула внутренним светом. – Моя жена! Я открыл ее! Пока ужасное несчастье не обрушилось на меня, я не знал, каким сокровищем владею. Лишь тогда я сумел проникнуть в тайну жизни, когда в страшные ночи после самоубийства Аполодоро, я склонял голову на ее колени и в ее материнских объятьях плакал, плакал без конца. А она нежно гладила меня по голове и говорила: «Бедный мой ребенок! Бедный мой!» Никогда, никогда она не была настолько матерью, как в те дни. Я никак не думал, делая ее матерью – и зачем? только чтобы она снабдила меня материалом для создания будущего гения? – никак не думал, что придет день, когда она станет мне необходима именно как мать. Ведь я не знал своей матери, Аугусто, совсем не знал; у меня не было матери, я не знал, что это такое, до тех пор, пока мы с женой не потеряли сына и она не почувствовала себя моей матерью. Ты-то знал свою мать, Аугусто, ты знал бесценную донью Соледад; если бы не это, я бы советовал тебе жениться.

– Да, я знал свою мать, дон Авито, но я потерял ее, и там, в церкви, я ее вспомнил.

– Ну, так если хочешь заново обрести мать, женись, Аугусто, женись!

– Другую мать мне уже не найти.

– Ты нрав, но все равно женись!

– Каким образом? – сказал с натянутой улыбкой Аугусто, вспоминая одну из теорий дона Авито. – Как? Путем дедукции или индукции?

– Сейчас не время шутить. Бога ради, Аугусто, не напоминай о моей трагедии! Но, в конце концов, если думать в стиле твоей шутки, то женись с помощью интуиции!

– А если женщина, которую я люблю, меня не любит?

– Женись на той, которая тебя любит, даже если ты не любишь ее. Лучше жениться так, чтобы завоевывали твою любовь, чем самому ее завоевывать. Ищи женщину, которая тебя полюбит.

В мозгу Аугусто мелькнул образ девушки из прачечной. Потому что ему показалось, будто бедняжка в него влюбилась.

Когда наконец Аугусто распрощался с доном Авито, он пошел в казино. Он хотел рассеять туман в голове и в сердце, сыграв партию в шахматы с Виктором.

В поведении своего друга Виктора Аугусто заметил нечто необычное: тот не сделал ни одного удачного хода, был угрюм и молчалив.

– Виктор, с тобой что-то происходит.

– Да, друг мой, неприятности. Мне необходимо pазвеяться, пойдем-ка на улицу; вечер такой хороший. Я все тебе расскажу.

Виктор, лучший друг Аугусто, был старше его на пять или шесть лет. И уже около двенадцати лет был женат так как женился очень молодым – как говорили, по долгу совести. Детей у него не было.