Владимир Набоков - Истинная жизнь Севастьяна Найта

Дверь, в которую я позвонил, открыл поджарый, высокий мужчина с копною волос, без пиджака, без воротничка, но вместо того с медной запонкой на горле. В руке он держал черного шахматного коня. Я поздоровался по-русски.

– Входите, входите, – сказал он радостно, точно ждал моего прихода.

– Меня зовут так-то и так-то, – сказал я.

– А меня, – вскричал он, – зовут Пал Палыч Речной. – И он захохотал так громко, словно отпустил славную шутку. – Милости просим, – сказал он, указывая конем на отворенную дверь.

Меня провели в небольшую комнату, где в углу была швейная машина и в воздухе стоял слабый запах портняжной. Несколько боком к столу сидел кряжистый господин; на столе лежала клеенчатая шашечница, на клетках которой едва помещались большие фигуры. Он смотрел на них искоса, а пустой мундштук в углу рта смотрел в другую сторону. На полу стоял на коленках хорошенький мальчуган лет четырех или пяти, в окружении маленьких игрушечных автомобилей. Пал Палыч бросил черного коня на стол, и у того отвалилась голова. Игравший за черных аккуратно прикрутил ее на место.

– Садитесь, – сказал Пал Палыч. – Это мой двоюродный брат, – прибавил он. «Черный» поклонился. Я сел на третий (и последний) стул. Мальчик подошел ко мне и молча показал новый карандаш, красный с одного конца и синий с другого.

– Я теперь, если захочу, могу забрать твою ладью, – хмуро сказал «Черный», – но у меня имеется ход получше.

Он поднял ферзя и элегантно вклинил его в стайку желтоватых пешек, одну из которых заменял наперсток.

Пал Палыч одним махом цапнул ферзя своим слоном и расхохотался.

– Ну а теперь, – спокойно сказал «Черный», когда предводитель «Белых» отсмеялся, – тебе крышка. Шах, голубчик.

Покуда они спорили («Белый» пытался взять ход назад), я огляделся. Обращал на себя внимание портрет бывшей царской семьи. Помимо того, усы знаменитого генерала, которого за несколько лет перед тем умыкнули в Москву [68]. Заметил я и выпиравшие пружины клопиного цвета тахты, служившей, по всей видимости, тройным ложем – для мужа, жены и их чада. На какое-то мгновенье цель моего посещения показалась мне до безумия нелепой, и почему-то пришли на память фантасмагорические визиты Чичикова к помещикам. Малыш рисовал для меня автомобиль.

– Я к вашим услугам, – сказал Пал Палыч (я видел, что он проиграл и «Черный» складывал фигуры – кроме наперстка – в старую картонную коробку). Я произнес тщательно приготовленную заранее фразу, а именно, что желал бы видеть его жену, потому что у нас с ней был общий… э… общие друзья в Германии (я остерегался сразу назвать Севастьяна).

– Придется обождать, – сказал Пал Палыч. – Она, понимаете ли, в городе. Но должна вот-вот прийти.

Я решил дожидаться, хотя подозревал, что в тот день мне едва ли удастся поговорить с его женой наедине. Однако я надеялся, что если умело задать несколько вопросов, то можно будет тотчас же установить, знала она Севастьяна или нет, а там уж она бы у меня постепенно разговорилась.

– А покамест, – сказал Пал Палыч, – хлопнем-ка коньячку.

Мальчик, увидев, что я проявил некоторый интерес к его рисункам, отошел к дяде, который тотчас посадил его к себе на колено и с неимоверной скоростью нарисовал гоночную автомашину.

– Да вы художник, – сказал я, чтобы что-нибудь сказать.

Пал Палыч, полоскавший стаканы в маленькой кухоньке, засмеялся и крикнул через плечо: «Он вообще гений. Он может играть на скрипке, стоя на голове, может в три секунды помножить один телефонный номер на другой, может написать обычным почерком свое имя вверх ногами».

– А еще он может управлять таксомотором, – сказал мальчик, болтая худыми грязными ножками.

– Нет, я не буду с тобой пить, – сказал дядя «Черный», когда Пал Палыч поставил стаканы на стол. – Я лучше пойду погуляю с ним. Где его вещи?

Отыскали пальто мальчика, и «Черный» его увел. Пал Палыч разлил коньяк и сказал: «Вы уж не обезсудьте за эти стаканы. В России я был богат, а десять лет назад опять разбогател в Бельгии, да потом разорился. Ваше здоровье».

– Жена ваша шьет? – спросил я, чтобы не тянуть дальше.

– Да, стала вот портнихой, – сказал он с радостным смешком. – Сам-то я наборщиком, но только что потерял место. Она сейчас должна прийти. Не знал, что у нее знакомые в Германии, – прибавил он.

– Мне кажется, они познакомились в Германии, или может быть в Эльзасе.

Он с увлечением наливал себе другую, но тут вдруг остановился и вытаращил на меня глаза.