Юлий Крелин - Уход

Пора было подниматься: у Мишкиных ждали.

– Ну ладно. На посошок?

– Какой к черту посошок, Боря. Я возьму с собой бутылочку вина – перед лекцией горло промочить. А уж после – как получится.

– Ты придаешь своему культуртрегерству слишком большое значение. Лекция!

– А как назвать? И ему же интересно. Он просит.

– Ему не до этого, – вечно Борис по любому поводу оппонирует Толе. И иногда бывает прав.

– В том и сила Мишкина, что, во-первых, он не врет, не представляется; а во-вторых, ему интересно все до последних дней. Этим он и интересен…

– Ну пошел, пошел трещать. Ты чего накликиваешь? Не надо говорить о последних днях.

– Смотри на жизнь реально. Не закрывай глаза.

– Это ты, гуманитарий, говоришь естественнику?

– Я всегда говорил, что ты профессиональный расист. Вы, естественники, вечно смотрите на нас свысока. Допрыгаетесь – погубите жизнь.

– Пошел банальности чесать. Что повторяешь за всяким гуманитарным быдлом… Никогда еще новые открытия и изобретения в конечном счете не оказывались чем-то вредным. Сначала да… А потом приспосабливался мир.

– Это мы еще узнаем, так сказать, при окончательном подсчете голосов.

– Мы? Маловероятно. Это вам, гуманитариям, подавай быстрей результаты.

– Здрасьте-пожалте. Это естественникам результаты нужны. А нам – рассуждения, анализ…

– Хватит, пожалуй, Борь? Надо идти.

– Да-а. Хм. Поехали.

Вся эта болтовня призвана была лишь оттянуть время. Пора, пора!.. Мишкин ждет… Жизнь не ждет…

Ежедневно… Ежедневно вот уже несколько месяцев в квартире набирается не меньше десяти человек, а то и поболее. Не пропускал ни одного дня Илья. С небольшими перерывами приходили основные помощники Мишкина. По нескольку раз в неделю приходили и друзья-профессора, которые сравнительно недавно (да, жизнь так быстротечна, что в это «недавно» она входит порой чуть не целиком!) тоже были его помощниками. Бывали и более давние сотрудники, и бывшие пациенты, ставшие в конце концов друзьями, заходили и представители больничной администрации – и не только по обязанности. Его любили… и эти повальные посещения вовсе не были прощальными. Просто любившие Мишкина люди хотели общаться с ним – и даже сейчас несли ему и беды свои, и проблемы, и радости. Ведь с любимым не наговоришься.

Галя… Как назвать те чувства, что обуревали ее в этой ситуации? Невозможно подыскать подходящее слово, трудно дать определение. Радовалась, что так любят?.. Да какая уж тут, к черту, радость… Гордилась?.. Гордиться могла лишь своим выбором и его вкусом… Во всяком случае, она безропотно делала миллион пирожков ежедневно, чтобы все могли спокойно гонять чай, который всегда способствует душевным беседам. На большее денег не было. Да и эту малость без помощи приходящих ей бы не поднять. А еще душевной беседе споспешествует, и даже, может, поболее, чем чай, и выпивка. Находилась и выпивка – правда, немного и не для всех.

Рак не изменил стиль поведения и настроение, но порушил привычный быт. Что-то же он должен был изменить… Да и время неслось по-иному.

– Жень, Евгений Львович, познакомься. Это Шура.

– Здравствуйте. А я уже наслышан. Рад, что вы такая красивая.

– Спасибо…

– Ну, Женя, как всегда, галантен, галантереен…

– Это не галантность – это норма…

– Скажи, привычка.

– Плохая привычка, скажешь? А твоя где галантность? Садитесь, Шурочка.

– Нет. Шурочка, пойди к Гале. Помоги. Я уже представил их. Пирожки делать – это тебе не законы зубрить.

Шура, явно не понимавшая, как себя здесь вести, охотно отправилась на кухню.

– Пока никого нет, все-таки скажи: это давно? Я правильно сказал, что наслышан?

– Мишкин, когда ты говорил неправильно?!

– И надолго?

– Жизнь покажет.

– Жизнь… м-да, кому-нибудь и покажет… – ухмыльнулся Мишкин с той особой, уже привычной за последние месяцы гримаской, которая как бы впечаталась в обычные штампы его мимики.

Звонок в дверь. И опять привычная ухмылка:

– Видишь. Слава Богу, жизнь продолжается.

– Не столько вижу, сколько слышу. Это Анатолий с Борисом. Пойду приветствовать и знакомить.

– Отобьют.

– Не боюсь.

– Ну дерзай.

И опять звонок: на сей раз Илья и Алексей.

– Открыли шлюз. И не поговоришь.

– Включайся в общую… Приобщай и пассию. Думаю, что для нее новое, а?

– Натюрлихь. Аск?

– Господи, полиглот хренов!

Борис отметил, что на этот раз Мишкин засмеялся своим старым – доболезненным смехом. «Доболезненным»… Так когда-то мы определяли все «довоенным», а еще раньше «дореволюционным». Мишкин прошел все эти этапы…