Луи Куперус - Тайная сила

– Пожалуй, я это тоже порой испытывала, – прошептала Ева. – Гуляя с ван Хелдереном вдоль моря, когда небо было таким далеким, а ночь такой глубокой, когда дожди внезапно налетали из дальней дали и обрушивались на нас… Или когда ночи, тихие-тихие и все же полные звуков, дрожали вокруг нас, пронизанные музыкой, непостижимой и едва уловимой. Или, еще проще, когда я заглядывала в глаза яванцам, когда разговаривала с моей бабу и видела, что ни одно мое слово не доходит до ее сознания, а то, что она отвечала, лишь скрывало ее настоящий тайный ответ.

– Это немножко другое, – сказал ван Аудейк. – У меня такого не бывало; что до меня, то яванцев я знал и понимал. Но, возможно, все европейцы ощущают это по-разному, в соответствии с собственными склонностями, собственной природой. Для одного это антипатия, которую он с самого начала ощущает в этой стране, заставляющей его почувствовать уязвимость материалистических устремлений… ибо эта страна полна поэзии… я бы даже сказал, мистики… Для другого дело в климате или в характере местных жителей – в чем угодно, что представляется ему враждебным и непонятным. Для меня это были факты, которых я не понимал. До того я всегда был способен понять любой факт… по крайней мере, мне так казалось. А теперь у меня возникло ощущение, что я уже ничего больше не понимаю… И я стал плохим чиновником, и тогда осознал, что это конец. И спокойно отошел от дел. И вот я здесь, и останусь здесь навсегда. И знаете, что самое удивительное? Здесь я обрел семейный круг… я бы сказал, наконец-то обрел…

Из-за угла выглядывали коричневые мордашки. И он позвал их, поманил их приветливо, широким отцовским жестом. Но они убежали, топоча босыми ножками. Он рассмеялся.

– Они стесняются, мои маленькие обезьянки, – сказал он. – Это младшие сестренки Лены, а та, которую вы только что здесь видели, – их мать.

Он помолчал, ничего не объясняя, как будто Ева сама должна была понять, кто такая Лена: та молоденькая женщина с золотистым пушком на щеках и черными, как уголья, глазами, которая промелькнула, когда Ева вошла в дом.

– И еще у нее есть братишки, они учатся в Гаруте. Это и есть мой семейный круг. Познакомившись с Леной, я взял под опеку и всю семью. Для меня это достаточно дорого, ведь у меня еще есть первая жена в Батавии, вторая в Париже, Рене и Рикус в Голландии. Всех надо содержать. А тут мой новый «домашний круг». Но теперь у меня наконец-то есть этот круг… Вы, наверное, скажете: ничего себе туземная лавочка! Женился на дочери туземца-надсмотрщика с кофейной плантации да получил в придачу еще и старуху и братьев-сестричек! Но я несу им добро. У них не было ни цента за душой, и я им помогаю. А Лена – чудесная девушка, мое утешение на старости лет. Я не могу жить без жены, так уж само получилось… И теперь все прекрасно: я копчу здесь небо и пью вкусный кофе, а они заботятся о старике…

Помолчав, он продолжил:

– А вы… вы едете в Европу? Бедный Элдерсма, надеюсь, он скоро поправится… Это моя вина, не правда ли, я заставлял его слишком много работать. Но в колонии иначе невозможно, мефрау. Мы все слишком много работаем. Пока не перестаем работать. А вы едете… уже через неделю? Как вам будет приятно увидеться с родителями и услышать хорошую музыку. Я вам очень благодарен. Вы столько для нас сделали, вы были поэзией Лабуванги. Бедная Ява… как ее только не честят. Но страна ведь не виновата, что на эту землю пришли канинефаты [80], завоеватели-варвары, думавшие только о том, как бы разбогатеть и уехать прочь… А если разбогатеть не выходит… то принимаются ее ругать – кто за жару, изначально дарованную этой земле Господом Богом, кто за нехватку духовной пищи, способной напитать душу канинефата. И бедная страна, которую голландцы так ругают, наверное, думает про себя: и зачем они только сюда заявились! А вы… вы тоже не любили Нидерландскую Индию.

– Я пыталась почувствовать ее поэзию. И время от времени мне это удавалось. А в остальном… Я сама виновата, резидент, а не эта прекрасная страна. Лучше бы я, как ваш канинефат, сюда не приезжала! Мой сплин, моя хандра, от которых я страдала в этой стране, полной тайн… я сама в них виновата. Я не ругаю ее, резидент.

Он взял ее за руку, взволнованный, с набежавшими на глаза слезами.

– Спасибо вам за это, – тихо сказал он. – Это ваши слова, ваши собственные слова, слова умной, развитой женщины, а не тех глупых голландцев, которые беснуются, оттого что не нашли здесь того, что отвечало бы их убогим идеалам. Я знаю: ваше внутреннее «я» здесь много страдало. Иначе и быть не может. Но… в этом виновата не здешняя земля.