Коллектив авторов - Сцены частной и общественной жизни животных

Конахар – персонаж романа В. Cкотта «Пертская красавица» (1828). Под этим именем Иан Эхин Мак-Иан, сын вождя шотландского клана Кухил, был отдан в обучение пертскому перчаточнику. В финале романа бывший Конахар, после смерти отца сам ставший вождем, сражается с воинами клана-соперника, и за него отдают жизнь сыновья его приемного отца, Торквила из Дубровы.

Cлова из дуэта Матильды и Арнольда в опере Россини «Вильгельме Телле».

Тип рассеянного ученого живо интересовал Бальзака; эти же черты приданы Мармусу де Сен-Ле в неоконченном отрывке «Среди ученых»; реальными прототипами могли послужить Бальзаку не только Жоффруа Сент-Илер (см. примеч. 200), чья отрешенность от повседневных забот была общеизвестна, но и не менее знаменитый математик Андре-Мари Ампер, который был так мало озабочен своей внешностью, что, по свидетельству современника, мог показаться незнакомым людям просто слабоумным (см.: Delécluze E. – J. Journal. Paris, 1948. P. 298).

Имеется в виду один из способов обработки кошенилей – тот, когда их обваривают кипятком (см. примеч. 484).

В бальзаковском романе «Шагреневая кожа» (1831) главный герой, Рафаэль де Валантен, отправляется в Ботанический сад в надежде получить консультацию касательно постоянно съеживающегося кусочка шагреневой кожи. Он посещает двух ученых – Планшета и Лакрампа (начиная с издания 1838 года Бальзак заменил это имя на Лавриля, но сочиняя «Историю любви», по-видимому, об этом забыл). Реальным прототипом Лавриля/Лакрампа послужил, скорее всего, Пьер-Андре Латрей, профессор Музея естественной истории. Рафаэль застает ученого в окружении огромного множества уток («своеобразного утиного парламента, к счастью, не имеющего ни хартии, ни политических принципов»); профессору известны 37 пород уток, а он пытается вывести 38-ю; в издании «Шагреневой кожи» 1838 года иллюстратор Жане-Ланж изобразил этого натуралиста наблюдающим за двумя утками, которые плещутся в луже.

Гваксака (в транскрипции, принятой в XIX веке), или Оахака (в современной транскрипции), – штат и город в Мексике.

Фармацевт и химик Жан-Никола Ганналь (1791–1852) в середине 1830-х годов изобрел новый способ бальзамирования с помощью ацетата алюминия. В данном случае речь идет о том, что кошенильный червец Жарпеадо прибыл в Европу вместе со множеством своих кошенильных собратьев, уже высушенных для превращения в краску.

Питер Пауль Рубенс (1577–1640) неоднократно изображал пышнотелых нимф, драпированных алыми или бордовыми тканями; другой нидерландский художник, Франц ван Мирис Старший (1635–1681) – автор многих женских портретов, использующих красный цвет, в частности «Девушка в красном, кормящая попугая» (1663), «Нанизывающая бусы» (1668) и др. Наконец, Филипс Вауэрман (1619–1668) написал много батальных полотен и сцен охоты, но какую именно его картину имел в виду Бальзак, сказать трудно.

Реальный банкирский дом, принадлежавший сыну бордоского промышленника и негоцианта Пьера Бальгери (1779–1825).

Переднее отделение дилижанса.

То есть депутату, который на заседании палаты будет разъяснять (докладывать) вопрос, поставленный на голосование. Эсти (Esthi) – анаграмма Адольфа Тьера (Thiers), который в 1834 году, в бытность свою министром торговли и общественных работ, добился выделения денег на постройку в Ботаническом саду новых зданий и, в частности, больших стеклянных теплиц, которые восхищенные современники называли «хрустальными дворцами» (Gazette des salons, journal des dames et des modes. 30 avril 1838. P. 379).

В число москательных товаров входили краски, и среди них красная, добываемая из кошенили, поэтому торговец был заинтересован в постройке теплиц. В романе Бальзака «Чиновники» (1837) об одном из постоянных персонажей «Человеческой комедии», хозяине москательной лавки на улице Ломбардцев по фамилии Матифа, говорится, что он разбогател благодаря торговле таким колониальным товаром, как кошениль.

Так противники строительства в Ботаническом саду называли новый обезьянник; термин принадлежит депутату Пьеру-Рене Оги (Auguis), который в 1836 году произносил в палате темпераментные речи против «чудовищных злоупотреблений, позволяющих министру воздвигать дворцы для обезьян, удобные жилища для орангутангов и аттракционы для мартышек» (Revue de Paris. 1836. Т. 29. Р. 200). Это выступление против обезьяньего комфорта депутату Оги припоминали в течение многих лет.