Элизабет Гаскелл - Север и Юг

В полицейском участке ему были представлены доказательства против Бушера и других зачинщиков. Троих задержанных бунтовщиков не удалось привлечь за тайный сговор. Мистер Торнтон призвал представителя полиции к осторожности, поскольку, объявив заговорщиков виновными, рука закона должна была подготовиться к накалу забастовки. Он вышел из душного и задымленного помещения на «свежий воздух» душной задымленной улицы. Его настроение испортилось. Апатия вернулась с прежней силой, и он перестал контролировать мысли. Они возвращались к Маргарет; они высвечивали сцены – не того злополучного часа, когда он получил отказ на предложение в любви, а в день бунта. Он шел по переполненным улицам, механически уклоняясь влево и вправо от приближавшихся людей – на самом деле не замечая их, не осознавая окружающего мира. Его душила тоска о том счастливом получасе: о кратком промежутке времени, когда ее тело прижималось к нему, когда их сердца стучали в унисон… что вряд ли повторится вновь.

– Мистер Торнтон, я должен сказать, что не понимаю столь прохладного отношения к своей персоне. Вы даже не ответили на мое приветствие. Как поживает миссис Торнтон? Пусть она будет внимательна к нынешней погоде. Нам, докторам, не нравится такая жара.

– Прошу прощения, доктор Дональдсон. Я не заметил вас. И спасибо за заботу. Моя мать чувствует себя хорошо. Что касается погоды, этот день хорош для урожая. Если зерновые уродятся, в следующем году мы получим оживление торговли, что бы вы, доктора, ни говорили народу.

– Да-да. Каждый человек отстаивает свои интересы. Ваша плохая погода и трудные времена приносят мне доход, поэтому я считаю их хорошими. Когда торговля идет на спад, люди Милтона начинают тревожиться о здоровье и думать о смерти – причем больше, чем вы можете себе представить.

– От меня вы такого не дождетесь, доктор. Я выкован из железа. Мой пульс не изменился даже при новости о крупной задолженности. Эта забастовка затронула меня больше, чем любого другого фабриканта в Милтоне, – больше, чем Хэмпера, – но и ей не удалось испортить мне аппетит. Так что ищите себе пациента где-нибудь еще.

– Кстати, вы рекомендовали мне хорошую пациентку. Бедная леди! Не хотелось бы казаться бессердечным, но я уверен, что миссис Хейл, та леди из Крэмптона, не проживет и нескольких недель. Я уже говорил вам, что ее болезнь неизлечима. И после сегодняшнего осмотра у меня не осталось никаких сомнений – она в очень плохом состоянии.

Мистер Торнтон молчал. Его хваленый пульс участился.

– Доктор, я могу чем-нибудь помочь? – после паузы спросил он заметно изменившимся голосом. – Вы же понимаете… Вы знаете, что денег у них мало. Может быть, ей требуются какие-то удобства или некая особая диета?

– Нет, – покачав головой, ответил доктор. – Хотя я слышал, что она просила фруктов. У нее постоянный жар, и лучше всего подойдут груши-скороспелки. Между прочим, они уже появились на рынке.

– Если что-то будет нужно, сообщите мне об этом, – сказал мистер Торнтон. – Я полагаюсь на вас.

– О, не беспокойтесь. Я не пощажу ваш кошелек. Надеюсь, он достаточно глубокий. Хотел бы я получить от вас такой же карт-бланш для всех моих пациентов и их скромных желаний.

Но мистер Торнтон не отличался щедростью. Его благотворительность была строго индивидуальной. Немногие могли бы поверить, что он способен на сильные чувства. Тем не менее он направился к единственному фруктовому магазину в Милтоне, купил отменные сочные персики и зрелые грозди крупного фиолетового винограда. Все это уложили в корзину, украшенную свежими виноградными листьями.

– Куда их отправить, сэр? – спросил продавец.

Не дождавшись ответа, он высказал свое предположение:

– Я полагаю, на фабрику Мальборо?

– Нет, – сказал мистер Торнтон. – Дайте корзину. Я сам отнесу ее.

С корзиной в руке он вышел на одну из самых оживленных улиц города. Здесь располагалось множество женских салонов. Знакомые молодые леди недоуменно оборачивались и смотрели ему вслед, не понимая, почему он сам несет свою ношу, будто простой слуга или посыльный. А он думал: «Меня не смутят их взгляды, потому что я поступаю так ради нее. Я с удовольствием отнесу эти фрукты больной женщине и совершу тем самым правильный поступок. Она не станет порицать меня за доброе дело. Было бы смешно, если бы я из-за страха перед высокомерной дочерью не оказал бы услугу ее бедной матери. Тем более что мистер и миссис Хейлы нравятся мне. Пусть она считает это вызовом».