Дмитрий Бегичев - Семейство Холмских. Часть пятая

"Мерзавцы! бездѣльники!" сказалъ Аглаевъ, съ негодованіемъ. "До какой степени унизился я, войдя въ сношенія съ такими людьми!" онъ изорвалъ записку въ мѣлкіе куски, и отдалъ человѣку, приказывая возвратить присланному отъ Змѣйкина, и сказать ему, чтобы онъ впредь никогда не осмѣливался писать къ нему такихъ гадостей.

"Это до такой степени глупо," сказала Свіяжская, взявъ y человѣка лоскутки изодранной записки, и бросивъ ихъ въ каминъ, что сердиться невозможно. Скажи просто посланному, что отвѣта не будетъ. Этотъ случай можетъ и долженъ послужить тебѣ въ пользу" – прибавила она, обращаясь къ Аглаеву. "Онъ доказываетъ тебѣ, что закоренѣлые развратники неспособны понимать никакого благороднаго и хорошаго чувства – A ты, любезный другъ, ты, мужъ, отецъ семейства – вступилъ съ ними въ такую короткую связь!"…

Въ тотъ-же день, къ вечеру, явился подрядчикъ изъ города. На Аглаева возложено было осмотрѣть, вмѣстѣ съ нимъ и записать все, что нужно было гдѣ починить и поправить. Дня два осматривалъ онъ, и торговался съ подрядчикомъ; потомъ, когда приступили къ дѣлу, онъ взялъ на себя надзоръ за работою, былъ занять, и время шло нечувствительно. Пить онъ почти совсѣмъ пересталъ; прежняя веселость его возвратилась; здоровье жены поправилось, и дѣти привыкли къ нему. Онъ былъ-бы совершенно счастливь, если-бы долгъ Змѣйкину и воспоминаніе о прошедшихъ дурныхъ поступкахъ не тяготили его.

Но здоровье старой Холмской было очень разстроено; y нея начиналась весьма опасная, хроническая болѣзнь: должно было принять самыя скорыя мѣры, чтобы предупредить дурныя послѣдствія. Свіяжская чувствовала себя также весьма нехорошо. Софья и Катерина убѣждали ихъ обѣихъ поспѣшить въ Москву, чтобы не дать усилиться болѣзнямъ. Онѣ поѣхали, съ твердою увѣренностью, что Аглаевъ уже совсѣмъ исправился, и бояться за него нѣчего. Онъ еще повторилъ имъ клятву, что всѣ сношенія его съ Змѣйкинымъ и обществомъ его на вѣки прерваны.

Свіяжская, кромѣ того, что заплатила долги по реэстру Аглаева, оставила еще Катеринѣ, сколько было нужно для разсчета съ подрядчикомъ, и на прожитокъ. Аглаевъ обидился такою недовѣрчивостію къ нему; однакожъ не показалъ никакого неудовольствія. Всѣ поѣхали провожать старушекъ до уѣзднаго города.

По возвращеніи домой, Аглаевъ нашелъ записку, присланную отъ Змѣйкина, который увѣдомлялъ его, что вся компанія ихъ разрушилась, и что они перессорились, и разстались навѣкъ съ Шурке и Вампировымъ. Вмѣстѣ съ тѣмъ, признавался онъ, что вексель Аглаева перешелъ въ руки Вампирова, который уже давно представилъ его ко взысканію; что имѣніе Аглаева, тайно отъ жены его, описано, и продастся съ аукціона; что два срока торговъ прошли, и скоро наступаетъ третій, окончательный, то, чтобы въ слѣдствіе сего Аглаевъ принялъ свои мѣры. Змѣйкинъ просилъ извиненія, и крайне совѣстился, что такъ дурно поступилъ противъ него. Но желая заслужить вину, предлагалъ онъ Аглаеву способъ поправить свои дѣла, приглашая его ѣхать, вмѣстѣ съ нимъ, на ярмарку, гдѣ, какъ увѣдомляли его Московскіе друзья и корреспонденты, будетъ одинъ ремонтёръ, молодой человѣкъ, богатый и страстный охотникъ играть въ карты. Змѣйкинъ бралъ на себя потрудиться для Аглаева, и предлагалъ взять въ половину, безъ проигрыша. Наконецъ объяснялъ, что это единственное средство выпутаться Аглаеву изъ бѣды.

Аглаевъ получилъ эту записку въ присутствіи жены своей и Софьи, поблѣднѣлъ, и въ отчаяніи выбѣжалъ изъ комнаты. Жена съ ужасомъ смотрѣла въ слѣдъ за нимъ. – "Ахъ! Боже мой! что такое случилось! Такъ было все хорошо уладилось, a теперь новое горе! Что это за записка? Отъ кого?" – сказала она, залившись горькими слезами. Узнали, что записка была отъ Змѣйкина. "Мы погибли, и нѣтъ никакой надежды! Отъ Змѣйкина!.. Чему быть тутъ доброму!"". Она рыдала, и Софья не знала, что ей дѣлать; хотѣла было послать поскорѣе и воротить Свіяжскуіо, но боялась, по слабости здоровья матери, что это убьетъ ее. По возможности, старалась она утѣшить сестру, успокоивала ее, говорила, что отчаяваться не должно, что она мать семейства, обязана беречь себя для дѣтей – но все было безполезно! Катерина рыдала, и восклицала: "Ахъ, Боже мой! Боже мой! что съ нами будетъ!"