Александр Дюма - Сальватор

Конечно, этот смехотворный папаша по имени Трибуле прекрасен в тоске по поводу похищения дочери. Столь же прекрасна была и Броканта в тот момент, когда она узнала о похищении Рождественской Розы.

Если бы я не опасался показаться парадоксальным, я постарался бы показать, что потеря ребенка столь же страшна или по крайней мере столь же горестна для приемной матери, как и для матери родной.

Крик боли одной вырывается из тела: словно отрезается кусок ее плоти. Для другой же это – крик сердца: словно бы конец жизни.

Я знал одного старика, который растил ребенка в течение двадцати пяти лет. Старик умер на месте, узнав, что его сын жульничал при игре в карты. Настоящий отец отчитал бы сына и отправил бы его куда-нибудь в Бельгию или в Америку для искупления грехов.

При известии о постигшем ее горе Броканта была поистине великой. Она поставила на ноги всю парижскую богему, привлекала к поискам всю столичную гильдию нищих, она пообещала уступить в обмен на это сокровище, как она называла приемную дочку, самый ценный камень из короны богемской королевы, которую она завоевала в памятном бою против самого Сатаны. Когда же ее страдания были доведены до крайности, какой огромной была ее радость по поводу находки ребенка!

В тот самый день Жан Робер, Петрюс, Людовик, да и сам Сальватор пришли в восторг при виде радости, которая украсила лицо колдуньи.

Вот поэтому-то мы и позволили себе сказать, что эта отвратительная старуха была прекрасна дважды в жизни.

Конечно же, красота ее была недолговечной.

Мы помним о том, что Рождественская Роза до наступления того дня, когда она выйдет замуж за Людовика, должна была поселиться в пансионе. Когда Сальватор объявил об этом Броканте, колдунья зарыдала. Затем встала и с угрозой во взгляде сказала Сальватору:

– Никогда!

– Броканта, – нежно произнес Сальватор, тронутый до глубины души чувством, которое диктовало ему эти слова, – Броканта, надо, чтобы это дитя познало мир, в который ей предстоит вступить. Мало знать язык ворон и собак: человеческое общество требует более разностороннего образования. В тот день, когда бедная девочка войдет в самую маленькую гостиную, она будет чувствовать себя не в своей тарелке, словно дикарь из девственных лесов в зале дворца Тюильри.

– Это моя дочь, – горько произнесла Броканта.

– Конечно! – серьезным тоном ответил Сальватор. – И что же дальше?..

– Она принадлежит мне, – продолжала Броканта, видя, что Сальватор признает ее материнские права.

– Нет! – ответил Сальватор. – Она принадлежит миру. А прежде всего она принадлежит человеку, чья любовь спасла ее и который ее любит. Он – ее приемный отец (врач всегда отец людям!). Как и ты – ее мать! И поэтому ее надо воспитать так, чтобы она смогла жить в обществе людей. А этому ты, Броканта, научить ее не сможешь. Значит, я ее у тебя забираю.

– Никогда! – повторила Броканта визгливым голосом.

– Так надо, Броканта, – сурово произнес Сальватор.

– Мсье Сальватор! – взмолилась колдунья жалобным голосом. – Оставьте ее пожить со мной еще годок! Только один годок!

– Это невозможно!

– Один годок, умоляю вас! Поверьте, я хорошо заботилась о моей дорогой девочке, а впредь буду заботиться о ней еще лучше! Я разодену ее в шелка и в бархат. В мире не будет более красивой девушки. Умоляю вас, мсье Сальватор, пусть она поживет у меня еще год! Всего лишь год!

Произнося эти слова, несчастная колдунья плакала. Глубоко тронутый этими слезами, Сальватор все же решил не показывать своего волнения. И поэтому сделал вид, что разозлился. Нахмурив брови, он коротко бросил:

– Это решено!

– Нет! Нет! Нет! – вдруг сказала Броканта. – Нет, мсье Сальватор, вы этого не сделаете! Она еще такая хрупкая и болезненная. Позавчера у нее был ужасный приступ. Спустя четверть часа после того, как мсье Людовик ушел от нее, она закричала: «Я задыхаюсь!» Глаза ее налились кровью. Бедная маленькая Роза! В тот момент, мсье Сальватор, я решила, что могу ее потерять. Этого едва не случилось. Она упала на стул, закатила глаза и начала кричать!.. И как кричать, о господи! Эти крики словно шли из другого мира, мсье Сальватор! Тогда я обняла ее, положила на пол, как велел мсье Людовик, и сказала ей: «Роза! Розетта! Розочка моя!» Только эти слова и пришли мне на ум. Но она кричала так громко, что не слышала меня. Надо было видеть, как ее маленькая грудка вся сжалась, словно сдавливаемая тисками, как надулись и покраснели вены! Я уж думала, что они вот-вот лопнут!.. О, мсье Сальватор! В своей жизни я видела много зрелищ, но ни одно из них не было столь грустным! Наконец она заплакала. Слезы освежили ее, как добрый дождик освежает цветок. Она открыла глаза и улыбнулась мне: на сей раз она снова была спасена! Но вы не слушаете меня, мсье Сальватор!..