Александр Дюма - Ущелье дьявола

– Мне захотелось услужить вам хотя бы при спуске, – сказал он ей.

Она не знала, слышал гость ее разговор с Гретхен или нет.

На другое утро, в половине шестого, Самуил вошел в комнату Юлиуса с ружьем на плече и разбудил его следующими словами:

– Эй ты, соня! Хочешь пойти со мной на охоту?

– Ты собрался на охоту? – спросил Юлиус, протирая глаза.

– На охоту, и притом за разной дичью. Зачем же мы захватили с собой ружья?.. Эй, ты что же это? Опять спать! Ну, впрочем, ладно, спи. Потом догонишь меня, когда встанешь.

– Нет, этим утром я не выйду.

– Что так?

– Буду писать письмо отцу.

– Опять! Эдакий ты любитель писать письма!

– Мне надо написать ему об очень важном деле.

– Ну, как хочешь, – ответил Самуил, у которого были свои причины не настаивать на том, чтобы Юлиус его сопровождал. – Свидимся позже!

– Желаю тебе успеха.

– Спасибо за доброе пожелание.

Самуил ушел, а Юлиус встал. Как ни рано поднялся с постели Самуил, Христина встала еще раньше. В то время, когда студент-скептик, посвистывая, шел вперед с какими-то темными и сомнительными намерениями, невинная юная девушка, поднявшаяся так рано с намерениями самыми добрыми, уже успела добраться до развалин Эбербаха, где ее ожидала Гретхен. Христина привела с собой хорошего, честного, трудолюбивого парня Готлиба, который уже целый год был влюблен без ума и без памяти в хорошенькую пастушку, не имея смелости даже заикнуться об этом. Христина изо всех сил старалась уговорить Гретхен принять предложение славного парня. Гретхен печально, но решительно отвечала отказом на все ее доводы.

– Так ты не хочешь за меня выйти, Гретхен? – спросил бедный Готлиб. – Ты презираешь меня?

– Благодарю тебя и благословляю, Готлиб, – ответила Гретхен. – Надо иметь очень доброе сердце, для того чтобы избрать себе в жены несчастную нищенку, дочь цыганки, девушку без роду и племени, козью пастушку. Но, милый Готлиб, если у травы нет корней, так не будет и цветов. Я останусь в одиночестве…

– Выслушай меня, Гретхен, – перебила ее Христина. – Мой отец говорит, что тот, кто идет против природы, идет против Бога и что, быть может, рано или поздно ты понесешь наказание за то, что преступила общий закон.

– Дорогая моя фрейлейн, вы обладаете всей прелестью и добротой цветов, а ваш отец – всей их ясностью и мудростью. Но я, стараясь сохранить за собой свободу, следую указаниям своей собственной природы. Пересадите в ваш сад вот этот дикий кустик, и он там погибнет.

– Нет, Гретхен, скажи лучше прямо, что ты меня ненавидишь! – воскликнул Готлиб. – Уйдемте, госпожа, я вижу, что она меня не выносит.

– Постой, Готлиб, – сказала Гретхен, – не уходи, унося с собой горькое чувство… Послушай, Готлиб, если бы я когда-нибудь решила жить в доме под властью мужа, так уж, конечно, избрала бы твой дом и твою власть. Слышишь, что я говорю? Я избрала бы тебя, потому что ты человек добрый и верный, потому что ты спокойно несешь свою тяжкую ношу, как и подобает достойному человеку. И вот еще что запомни, Готлиб. Если Гретхен когда-нибудь изменит свое решение, а ты к тому времени еще не сойдешься с другой, то Гретхен выберет в мужья именно тебя. Клянусь в этом перед Богом. Вот и все, что я тебе могу сказать, Готлиб. А теперь дай мне руку и постарайся думать обо мне без горечи и ненависти. А я всегда буду считать тебя своим милым братом.

Бедный Готлиб хотел что-то сказать, но не смог. Он только пожал руку, которую ему протянула Гретхен, отвесил низкий поклон Христине и, шатаясь, поплелся прочь через развалины. Когда он ушел, Христина начала было снова уговаривать Гретхен, но пастушка просила не огорчать ее и не настаивать больше.

– Поговорим лучше о вас, моя дорогая фрейлейн, – сказала она. – У вас, слава богу, не такой вздорный и злой нрав, как у меня, и вы можете быть любимы, как вполне того заслуживаете.

– Обо мне мы успеем еще наговориться, – с улыбкой ответила Христина. – А что твоя беглая лань?

– Еще не вернулась, – с грустью ответила Гретхен. – Я целую ночь ее искала и звала. Нет ее нигде. Она уже много раз убегала, но каждый раз возвращалась сама. А на этот раз она что-то уж очень долго не приходит.

– Ну, ничего, найдется, не тревожься.

– Уж я и не знаю. Ведь это дикий зверь, не то что мои козы. Лань рождается на воле, ей трудно привыкнуть к хижине и к человеческому лицу. У нее воля в крови. В этом она похожа на меня, и я именно за это ее больше всего любила…