Александр Дюма - Ущелье дьявола

– Ступайте. Вы считаете меня подлецом, оттого что я сказал вам все, что у меня накопилось в сердце! Но если бы я был действительно подлецом, я бы действовал молча. Дитя! Дитя! – продолжал он с каким-то странным оттенком в голосе. – Когда-нибудь вы узнаете, что тот человек, которого вы презираете, сам презирает все человечество и вовсе не дорожит жизнью. Если желаете увериться в этом, то ступайте сейчас же и расскажите об всем… Да нет, – усмехнулся он, – вы этого не сделаете, вы не скажете ни единого слова о нашем разговоре ни отцу, ни Юлиусу, вы не будете жаловаться и даже постараетесь не выказывать при людях своего отвращения ко мне.

– Почему же? – спросила Христина.

– Потому что, едва станет заметно, что вы на меня сердитесь, отец тотчас спросит о причинах вас, а Юлиус меня. А ведь вы от самого Юлиуса слышали, что я сильнее его в фехтовании. Но из оружия предпочитаю все-таки пистолет… Я говорю не из хвастовства, ведь я не вижу в этом никаких особенных заслуг – это только результат того, что я сплю не больше четырех часов в сутки, а на учение мне остается пятнадцать и еще пять – на удовольствия. И даже из этих пяти часов мнимого отдыха ни один час не потерян для развития моей воли и мысли. Во время отдыха я изучаю какой-нибудь язык или занимаюсь гимнастикой, фехтованием, стрельбой. И, как видите, не без пользы. Следовательно, ваша откровенность с Юлиусом может убить его.

Христина посмотрела ему прямо в лицо.

– Хорошо! – согласилась она. – Я не скажу об этом ни отцу, ни господину Юлиусу. Я буду защищаться сама. И я все-таки не боюсь вас, мне смешны ваши угрозы. Что может сделать ваша дерзость с моей честностью? Но поскольку вы вынуждаете меня высказаться, то я и говорю откровенно: с самого первого момента нашей встречи я почувствовала к вам непреодолимое отвращение. Я почувствовала, что у вас гадкая душа. Но это не ненависть. Я вовсе не ненавижу вас, а презираю!

Губы Самуила сжались от гнева, но он, подавив в себе волнение, весело проговорил:

– И прекрасно! Вот это настоящий разговор! Вот такой я вас люблю. Вы очаровательны, когда сердитесь. Подведем же итоги. Во-первых, вы хотите отнять у меня Юлиуса, но этому не бывать, и во-вторых, вы ненавидите меня, а я вас люблю, и вы будете моей. Это как бог свят! А вот и Гретхен.

Гретхен действительно шла к ним, неся на руках раненую лань. Она села на скалу и положила к себе на колени бедное животное, взиравшее на нее с грустной мольбой. Самуил подошел к ней и оперся на ружье.

– Пустяки! У нее всего лишь сломано ребро.

Гретхен оторвала свой взор от лани и устремила его на Самуила, молнии гнева сверкали в ее глазах.

– Вы чудовище! – воскликнула она.

– А ты ангел! – ответил он. – Ты тоже меня ненавидишь, а я люблю и тебя. Как вы полагаете, не слишком ли это много – любить сразу двух женщин? Однажды мне случилось в университете драться с двумя студентами одновременно, я ранил обоих своих противников, а сам не получил ни малейшей царапины. До свидания, мои дорогие неприятельницы!

Самуил вскинул ружье на плечо, поклонился обеим девушкам и пошел по дороге к кладбищу.

– Говорила я вам, фрейлейн, – воскликнула Гретхен, – что этот человек принесет нам несчастье!

За это время Юлиус успел написать отцу длинное письмо. Запечатав его, он оделся и сошел в сад. Пастор был уже там. Юлиус подошел к нему и почтительно пожал ему руку.

– Так вы не ходили со своим приятелем на охоту? – осведомился пастор.

– Нет, – ответил Юлиус, – мне надо было кое-что написать. – И тут же прибавил: – Я писал письмо, от которого зависит счастье всей моей жизни.

И он вынул из кармана письмо.

– В этом письме я обращаюсь к отцу с одним вопросом, ответ на который мне нужно получить как можно скорее. Что мне делать? Самому съездить за ним? Я думал об этом, но так и не решился. Не найдется ли в Ландеке какого-нибудь парня, который согласился бы немедленно отвезти это письмо во Франкфурт и тотчас вернуться с ответом в Гейдельберг? Я заплачу, сколько он пожелает.

– Это очень просто, – сказал пастор. – Сын почтаря живет в Ландеке. Его знают все почтовые учреждения по этому тракту. Он иногда ездит вместо отца и будет в восторге, если ему представится случай немного заработать.

– О! Так вот и письмо, пускай едет!

Пастор Шрейбер взял письмо, позвал своего маленького слугу и послал его к сыну почтаря с просьбой оседлать лошадь и явиться к дому пастора как можно скорее.