Артур Дойл - Сквозь волшебную дверь. Мистические рассказы (сборник)

– Это точно.

– Посмотрите, слева направо эти буквы больше всего похожи на «М», «М», маленькую «д», «О», и маленькую «д» перед последней «Б».

– Да, кажется, вы совершенно правы. Обе маленькие «д» видны очень четко.

– То, что я вам сейчас прочитал, – сказал Дакр, – это официальный протокол суда над Мари Мадлен д’Обре, маркизой де Бренвилье {549}, одной из самых известных отравительниц и убийц в истории.

Пораженный необычностью своего ночного видения и его истинным смыслом, который открылся мне благодаря исчерпывающим доказательствам Дакра, я притих. Когда-то я уже слышал об этой женщине. В памяти всплыли смутные воспоминания о ее жизни, о ее разнузданном распутстве, о том, как она долго и хладнокровно измывалась над больным отцом, как ради мелкой выгоды погубила братьев. К тому же я вспомнил, что храброе поведение преступницы перед смертью до некоторой степени искупило ужасы ее жизни, что в последние минуты маркизу де Бренвилье жалел весь Париж и что спустя несколько дней после казни женщину, которую при жизни проклинали как убийцу, уже почитали за мученицу. Лишь одно возражение пришло мне на ум.

– Но каким образом на этой воронке могли оказаться ее инициалы и эмблема ее титула? Ведь не может быть, чтобы в средние века знать почиталась настолько, что их титулы увековечивались на пыточных орудиях.

– Мне этот вопрос тоже не давал покоя, – ответил Дакр. – Но я нашел этому очень простое объяснение. В то время дело это наделало много шума, так что можно легко вообразить, что ла Рейни, начальник полиции, просто решил оставить эту воронку себе на память. Не так уж часто допросу с пристрастием подвергались французские маркизы. Нет ничего удивительного и в том, что он выгравировал на ней ее инициалы, дабы все понимали, с каким событием связан этот предмет.

– А это? – спросил я, указывая на отметины на кожаном горлышке.

– Она была кровожадной тигрицей, – сказал Дакр и посмотрел в сторону. – И как у всякой свирепой тигрицы, у нее были крепкие и острые зубы.

Следующий рассказ был найден среди бумаг доктора Джеймса Хардкастла, умершего от чахотки 4 февраля 1908 года в 36 номере пансиона «Аппер Ковентри флэтс» в южном Кенсингтоне {550}. Знавшие его близко отказываются высказывать свое мнение относительно этого необычного документа, но единодушны в том, что это был рассудительный человек научного склада ума, напрочь лишенный фантазии. Ему бы никогда не пришло в голову сочинять небылицы и выдавать их за истину. Бумага находилась в конверте, подписанном: «Краткий пересказ событий, произошедших недалеко от фермы мисс Аллертон в северо-западном Дербишире {551}прошлой весной». Конверт был запечатан, на его лицевой стороне карандашом было написано: «Дорогой Ситон, вероятно, вы заинтересуетесь, а может быть, и огорчитесь, узнав, что из-за того недоверия, с которым вы восприняли мой рассказ, я решил больше никому не рассказывать о ТОМ случае. Эти записи будут прочитаны после моей смерти, и, возможно, незнакомые мне люди, к которым они попадут в руки, поверят мне больше, чем мой друг».

Установить личность этого Ситона не удалось. Могу добавить, что покойный действительно приезжал на ферму Аллертон в указанное время и что именно тогда там произошли некие вызвавшие определенные волнения события, совпадающие по характеру с рассказом доктора Хардкастла. Это известно доподлинно и сомнению не подлежит.

Далее я привожу его рассказ целиком, ничего не меняя. Он имеет форму дневника, некоторые записи в нем расширены, есть и пропуски.

Уже чувствую, что прекрасный горный воздух идет мне на пользу. Ферма Аллертон находится на высоте тысяча четыреста двадцать футов над уровнем моря, поэтому ничего удивительного, что климат здесь такой благодатный. Если не считать привычного утреннего кашля, чувствую себя совершенно здоровым, так что, благодаря парному молоку и свежей баранине, я даже могу набрать вес. Думаю, Сондерсон будет доволен.

Обе мисс Аллертон – добрые, работящие и очаровательно чудаковатые старые девы, готовые отдать заезжему калеке всю сердечную теплоту, которая могла бы быть потрачена на мужей или детей, если бы таковые у них имелись. В самом деле, старая дева – полезнейшее существо на земле, своего рода сила, стоящая в резерве общества. Иногда ее называют «лишней» женщиной, но что бы без нее делал несчастный «лишний» мужчина? К слову, они настолько просты, что сразу же проболтались, почему Сондерсон посоветовал мне именно их ферму. Оказывается, он сам родом из этих мест и, думаю, в детстве вполне мог гонять ворон на каком-то из этих полей.