Сборник статей - Путь в Европу

Национальные ценности и традиции российского населения здесь, повторяю, ни при чем. А вот ценности и управленческие традиции российской элиты, как и ее интересы, имеют к этому самое непосредственное отношение. Не сумев договориться о новых правилах политической игры, она расколола и общество, разные группы которого возжаждали полной и окончательной победы «своих». Как на войне.

Были ли, однако, в массовом сознании политические ценности, которые могли стать противовесом внутриэлитной войне за властную монополию? Нет, ценностей диалога, компромисса и договора в нем не было, при отсутствии опыта жизни при демократии им просто неоткуда взяться. Но именно поэтому их не было на выходе из коммунизма и в сознании многих других народов, не знавших иных политических традиций, кроме авторитарных. Однако в странах, о которых идет речь, обнаружились способные к консолидации на этих новых ценностях политические элиты, каковых не обнаружилось в России. Именно они подали пример обществу, которое повсеместно оказалось к этому примеру восприимчивым. И опять-таки никто не докажет, что россияне такой восприимчивостью не обладали.

Никто не докажет, что они отвергли бы согласие разных групп политического класса на переучреждение государства и их готовность периодически конкурировать друг с другом на свободных выборах, будь такое согласие достигнуто, а такая готовность проявлена. Я имею в виду первые месяцы после подавления августовского «путча» 1991 года, когда непопулярные экономические реформы (а популярными они не были нигде) еще не начались. Потом, разумеется, было уже поздно.

Властная монополия, обретаемая благодаря силовой победе над внутренними политическими противниками, всегда нуждается потом для консолидации вокруг себя населения во враге внешнем. Ее бессилие в обеспечении условий для создания эффективной конкурентной экономики и роста благосостояния требует компенсации. Естественно, что на роль врагов могут быть назначены лишь страны, где властная монополия давно уже в прошлом, а также те, которые от такой монополии только что отошли. Понятно, что в бывшей военной империи, каковой на протяжении нескольких столетий была Россия, врагами провозглашаются прежде всего страны, в эту империю недавно входившие, а после выхода из нее учредившие свои государства на демократических принципах. Но такая политическая технология в конечном счете, обречена на неудачу.

Да, многие люди пока к державно-имперской риторике восприимчивы, а к отсутствию демократии или, точнее, ее имитациям равнодушны. Сказывается инерция милитаристского сознания, культивировавшегося в стране на протяжении веков, а в советскую эпоху особенно. Сказывается и то, что населению удалось внушить: демократия в ее «несуверенном» воплощении – это непременно господство «олигархов» при нищете всех остальных, дефиците государственного порядка и унизительном низкопоклонстве перед Западом, отказе от державного влияния на мировые дела. Но рано или поздно люди начнут понимать: предлагаемая им идея возрождения державного могущества, как и сопутствующие ей образы старых и новых врагов, призваны служить ценностной компенсацией за ущемление их жизненных интересов ради его легитимации.

Я говорю «начнут понимать», потому что такого ущемления россияне не хотят. Ни одна добросовестная социологическая служба за все постсоветские годы не смогла обнаружить массовых предпочтений, отдаваемых укреплению военной мощи страны в ущерб благосостоянию. Все обстоит с точностью до наоборот. Большинство наших соотечественников хочет видеть Россию великой державой, но лишь относительно незначительное меньшинство отождествляет такое величие с наличием ядерного оружия, большой территорией и богатыми природными ресурсами. Подавляющее же большинство главными критериями величия считает высокоразвитую экономику и высокий жизненный уровень населения. И если люди отзывчивы к обличительной риторике, направленной в адрес «враждебных» демократических государств, если готовы даже поверить, что с демократией и правами человека там проблем еще больше, чем в России, то лишь потому, что не научились распознавать сублимирующую, замещающую направленность этой риторики. Не поняли, что их патриотические чувства используются против них самих.

Однако рано или поздно они осознают, что ценности, оторванные от их интересов и им противостоящие, никакого патриотического содержания в себе не заключают.