Сборник статей - Путь в Европу

Новый национальный консенсус

Наши собеседники однозначно подтвердили, что страны Восточной Европы и Балтии с самого начала воспринимали свое возвращение в либеральную цивилизацию, предполагающее сегодня включение во все институциональные структуры Запада, как единственно возможный путь выхода из коммунизма. И, одновременно, как способ преодоления мучительного для всех членов распавшейся мировой системы социализма состояния посткоммунизма, в котором задержались государства, оказавшиеся за пределами объединенной Европы.

Речь шла не только о выборе политических элит. Идея интеграции в Европу стала во всех странах, с представителями которых мы встречались, основой национального консенсуса. В России, как мы хорошо помним, такового не сложилось, что и обусловило во многом особенности ее посткоммунистической эволюции. В странах Восточной Европы и Балтии тоже, конечно, всеобщей солидарности не было, и наши собеседники об этом говорили. В Латвии и Эстонии, например, против интеграции выступала значительная часть русскоязычного меньшинства. В некоторых других странах общественный консенсус оформился не сразу, а под влиянием неудачных поисков «особого пути», о чем рассказывали болгарские и румынские коллеги. Но обратите внимание и на то, что именно они роль такого консенсуса подчеркивали особенно настойчиво. Их странам он дался нелегко, они его выстрадали. Болгары и румыны на собственном опыте познали, что означает его отсутствие, а потому и говорят о нем больше и охотнее, чем другие. Но решающее значение национального консенсуса так или иначе отмечали все наши собеседники.

Среди основных причин, обусловивших солидарную устремленность большинства населения восточноевропейских и балтийских стран в европейское сообщество, называлось не только желание людей жить так, как живут в «старой» Европе. Говорилось и о роли исторической памяти: будучи актуализированной национальными элитами, она возвращала массовое сознание к традициям и ценностям довоенного периода, в результате чего европейское будущее воспринималось в его преемственной связи с собственным европейским прошлым, интеграция в Европу – как возвращение в нее. И, наконец, у некоторых стран – прежде всего у Польши и стран Балтии – была еще одна причина, толкавшая их в объединенную Европу. Они хотели как можно быстрее выйти из сферы влияния России и гарантировать свою безопасность от возможных посягательств Москвы.

В самой России это вызывало и до сих пор вызывает раздражение. Как же, мол, так: с коммунизмом мы расстались, войска свои отовсюду вывели, независимость новых государств признали, а нас по-прежнему рассматривают как источник угроз! Но перечитайте объяснения наших коллег из государств Балтии, их воспоминания о том, какое впечатление произвели на них расстрел Белого дома в 1993 году, риторика Владимира Жириновского и победа его партии на парламентских выборах, а также первая война в Чечне. Посткоммунистическая Россия стала восприниматься как источник потенциальных угроз, так как предстала в глазах своих соседей цивилизационно чужой и чуждой. Понимаю: тем, кто склонен усматривать в действиях балтийских стран проявление их чуть ли не генетической «антироссийскости», такие объяснения убедительными не покажутся. Но так ли уж оправданно сбрасывать их со счетов?

То же самое можно сказать о российской критике Запада, открывшего посткоммунистическим странам двери для интеграции в свои структуры – в том числе и военные. Было ли это открытие дверей проявлением «антироссийскости», заблокировавшим модернизацию России и обусловившим ее откат к авторитаризму, как утверждают некоторые отечественные эксперты? Правомерно ли утверждать, что непримиримое противостояние российских элит, закончившееся пальбой в центре Москвы, принятие авторитарной конституции и другие события первой половины 1990-х были реакцией на «антироссийское» поведение западных государств? Насколько знаю, это называется сваливанием с больной головы на здоровую…

В ходе наших встреч не обсуждались вопросы, касающиеся мотивации Запада, который решил включить «в себя» бывшую зону влияния СССР. Но само собой разумеется, что втягивание бывших коммунистических стран и, тем более, бывших советских республик в Европейское сообщество никогда бы не состоялось, не будь на то желания и воли самого Запада и его готовности взять на себя ответственность за реформирование этих стран. Чем же он при этом руководствовался?