Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

Дальше шло пространное рассуждение о необходимости пересмотра правил

дорожного движения.

Известный пианист Harry Best, говорилось в заключении, в память о погибшем

даст серию благотворительных концертов, деньги с которых пойдут на

переоборудование городских автобусных остановок».

Леонид Александрович с короткой и острой, как бритва, фамилией Чик -

мой не то чтобы друг, но и не так чтобы шапочный знакомый. Фамилия у

Леонида Александровича короткая, а сам он, напротив, длинный и тонкий,

словно ученический циркуль.

Л.А. Чик носит окладистую бороду, косматые усы и длинные волосы, отчего в

его внешности есть нечто дворницкое.

Обстановка в квартире Леонида Александровича, как и его одежда, носит на

себе отпечаток давней поры психоделических экспериментов и эстетического

мейнстрима.

На стенах развешаны плакаты известных деятелей андеграунда: Бойса,

Уорхола… На столиках– безделушки музыкальных кумиров: фарфорового Боба

Дилана, Фрэнка Заппа… По углам расставлены электроакустические гитары, на

которых Леонид Александрович ежедневно музицирует. Инструментом он

владеет так себе, но, как говорится, пусть уж лучше «лабает», чем промышляет

– в том смысле, что не ворует.

Хотя, между нами говоря, Л.А. Чик балуется и последним. Не так чтобы очень,

но…

Ну вот, скажем, приходит Леонид Александрович в антикварный магазин с

пустяшной долларовой куколкой, а выходит с приглянувшимся фарфоровым

идолом рока.

Эту акцию он именует уклончивым термином «одолжиться».

Приблизительно таким же манером Леонид Александрович обретает и свой

гардероб.

Заходит в примерочную кабинку, положим, в копеечном тряпье, а выходит из

нее в коллекционных джинсах (пошива 1971 г) «Super Rifle».

Сию операцию Л.А. Чик называет обтекаемой дефиницией «натуральный

обмен».

Шиковские гитары – также плод его хитроумных шашней-машней. Здесь

корпус «скоммуниздит». Там колки открутит. Тут звукосниматель свинтит…

Леонида Александровича как-то даже задержал магазинный секьюрити,

полиция составила протокол и передала дело в суд.

На процессе Л. А. Чик свое последнее слово превратил в обвинительную речь.

Он говорил о материальности и бездуховности, потере корней и

сопричастности бытию, однако, после заявления: – «Я сцепщик времен…»,

которое переводчик интерпретировал как «сводник» – судья тотчас же

остановил заседание и приговорил Л.А. Чика к общественно-полезным работам

сроком на шесть месяцев, а городской еженедельник разразился фельетоном

«Срам эмиграции».

С тех пор некоторые горожане называют Леонида Александровича не иначе как

ворюгой.

Городская богема, напротив, именует Л.А. Чика ходячим сюжетом, но я так

никогда и не видел ни одного его портрета, ни одного фильма о его

благородной роли «сцепщика времен», не читал ни одного очерка о нем – за

исключением упомянутого фельетона «Срам эмиграции».

Однажды, будучи замученным творческой импотенцией и кризисом

среднего возраста, пошел и я в поисках сюжета к Л. А. Чику.

Леонид Александрович, узнав, что я собираюсь написать о нем рассказ, тотчас

же, не дав мне толком раздеться, принялся знакомить меня со своей

фарфоровой коллекцией. Затем веером раскинул передо мной пожелтевшие

журнальные листы «Пентхауза» (времен разгула сексуальной революции) и

ознакомил с портретами идейных вождей андеграунда. Он засыпал меня

фактами и аргументами. Замучил числами, цитатами, авторами и

концептуальными альбомами.

Я внимательно слушал, умно морщил лоб и многозначительно качал головой -

хотя ничегошеньки во всем этом не смыслил.

– Вы, я замечаю, человек, тонко ощущающий суть дела, – изрек Л.А. Чик в

конце лекции, – вследствие этого я покажу вам святая святых моей коллекции.

Редко какой глаз удостаивается такой роскоши. Смотрите!

И Леонид Александрович распахнул створки громоздкого шкафа. Солнечный

луч прилег на аккуратно сложенные на полках воняющие нафталином вещи. На

фоне общего бардака, царившего в квартире (болтающиеся грязные шторы,

поломанные гарбичные стулья, перегоревшие электрические лампочки), вещи в

шкафу выглядели оазисом чистоты и порядка. Можно было решить, что здесь

поработала опытная женская рука, но, насколько я знал, у Л.А. Чика ни матери,

ни жены, ни даже любовницы не было, ибо повсюду он слыл как клептоман и