Владимир Савич - Бульвар Ностальгия

– Чуть полегче. Чуть деликатней, – попросил меня Хорошевский, когда я

приступил к поперечному выжиманию спины.

– Вот так ничего? – чуть уменьшив давление, спросил я.

– Нормально. Так на чем я остановился. Ну, да. Повара! Какие там были повара!

Суфле, трюфеля, да что там говорить, когда даже посудомойка тетя Глаша

имела диплом кулинарного техникума и значок «отличник производства»!

Руководил всем этим делом щуплый человечек с кулинарной фамилией Блинов.

Ходок, я тебе доложу, был редкостный!

Ну и наконец, эстрадно-симфонический оркестр «Малахит». О! Какой это был

бэнд! Когда они «ложили» «медную» пачку из «Chicago» или «Blood, sweat and

tears», у понимающего народа случался духовный оргазм!

«Сесть в «Цветок»! О, об этом мечтал каждый городской музыкант, как

скажем, всякий городской комаппаратчик – попасть в члены Политбюро.

Лет с …дцати мечтал о месте в «Цветке» и я. Даже репертуар группы, в которой

я начинал свою муздеятельность, составил из вещей «бомбившихся» в

«Цветке». На всякий случай! А вдруг позовут?

И вот как-то вечером у меня зазвонил телефон…

На этом месте история оборвалась, ибо закончился мой сеанс.

– Ну, ты – мастак! – вставая с постели, кряхтел Хорошевский. – Живаго!

Настоящий Живаго! Получи.

И он протянул мне деньги. Их оказалось сверх запрошенного мной.

– Завтра жду пренепременно! – кричал вдогонку лифту Г. Хорошевский.

– Буду-у-у, – отвечал я ему из шахты. В парадной я столкнулся с бормочущей

себе под нос «топтакали – лягакли» – звездой парапсихологии – Брониславой

Львовной Н.

Назавтра в квартире Г. Хорошевского к запаху жженой кости прибавился

дух паленого куриного пера.

Я начал со щипков, а на растирании Хорошевский продолжил свою историю.

…Итак, у меня зазвонил телефон. Звонил Григорий Костриков. Ей-Богу, если

бы ко мне позвонил Николай Чудотворец, я бы удивился меньше. Г. Костриков

был вальяжный человек лет сорока с мягкой кошачьей походкой и

обходительными манерами сексуального обольстителя. Деятель искусств и,

поговаривали, прямой родственник С. Кирова.

– Послушайте, Гера. Говорят, вы играете наш репертуар? – поинтересовался Г.

Костриков.

– Где-то да…

– Ага! Тогда у меня к вам, милейший, вопрос-предложение. Могли бы вы

подменить нашего пианиста?

Пианист оркестра «Малахит» Эдуард Поберецкий (Эпо) был пианистом по

материнской линии и заядлым картежником по отцовской. Раза два в год Эпо

делал большую игру.

– Вы согласны?

Ты не поверишь, но, вместо того чтобы лепетать и заискивать, я развязно

спросил: – «Что я буду с этого иметь»?

Скорей всего тут взыграло самолюбие. Если к вам звонил Г. Костриков, то это

могло означать только одно: в этой скоротечной жизни вы появились совсем не

случайно.

– Два красных рубля в день, – не раздумывая, ответил Костриков.

– Пх! – пыхнул я в трубку.

– Что ж значит пых! Назовите вашу сумму.

– Полтинник, – объявил я.

– Да вы что! Возьмите себя в руки. Не завышайте ноту! Я ведь могу позвонить

и кому-нибудь посговорчивей.

– Нет, нет, нет. Считайте, что я неудачно пошутил, – снизил я тон.

– Засчитал. Жду.

Г. Костриков повесил трубку.

Вот так на несколько вечеров я стал клавишником ресторана «Малахитовый

цветок».

Могу сказать, что это были лучшие дни и ночи моей жизни. Я играл как

молодой бог: яростно и самозабвенно.

А теперь я похож на выброшенного, на берег кашалота.

Гера печально вздохнул, почесал спину и продолжил.

…Я легко менял тональности и лабал крутые импровизы. «Козы» из

танцевальной группы «Лепестки» кружили надо мной, словно чайки над

рыбным косяком.

С кем только я не познакомился за эти дни: от воровского авторитета до

известного на всю страну психотерапевта.

Но у всякого Рая есть своя «Coda». Как-то в дождливый понедельник с

покусанным левым ухом с большой игры вернулся Эпо, и сбросил меня с

шумного Олимпа на скучную Землю.

– Спасибо, Гера, и до новых творческих, – рассчитываясь со мной, сказал Г.

Костриков.

– А собственно, почему до новых? Ведь мы могли бы их и не прерывать. Я

согласен играть и за квинту от причитающихся мне башлей. И потом я не

понимаю, зачем он вам нужен? Он ведь утаивает «парнас» от коллектива!

– Ну, нет, что вы, Гера, я человек моральных принципов! Выгнать человека я не

могу, но вот, если, скажем, с ним что-нибудь случится, то я непременно поимею