Александр Харыбин - Пятый всадник

Меня тогда довольно сильно заинтересовало взаимодействие, наблюдаемое между носителем и очищаемым веществом. Получалось, будто между ними действуют достаточно большие силы. Но мне-то было хорошо известно, что никаких сил там не может быть. Оказалось, что тут все дело в броуновском движении. Когда молекула вещества хаотически перемещается в растворе, она оказывается то ближе, то дальше от поверхности носителя. Но энергетическое состояние системы поверхность-молекула в окружении полярного растворителя выгоднее, когда она ближе. Поэтому в таком положении она задерживается дольше, чем в дальнем. А когда в процессе участвуют миллиарды и триллионы молекул, то в дело вступает статистика. И со стороны начинает казаться, что молекулы и вправду притягиваются к поверхности. Поэтому, когда я услышал теорию Профессора, тут же провел аналогии с этими гидрофобными взаимодействиями. В принципе, все то же самое. Чтобы приободрить своего собеседника и дать понять, что не считаю его теорию бредом, поведал ему об этом своем опыте. Профессор заметно обрадовался.

– Вот видишь, – произнес он довольно, – я даже и не знал про это твое гидрофобное взаимодействие. А тут, оказывается, прямая аналогия.

Я, не слишком кривя душой, признал, что эта его теория мне кажется интересной.

– Вот и изменять реальность из информационного измерения можно, изменяя вероятность возникновения тех или иных событий. Если какое-то событие не противоречит законам природы, то можно увеличить вероятность его возникновения. Ну, или, наоборот, уменьшить.

– А как? – не удержался я от вопроса, – какой механизм?

– Путем соответствующей обработки информации произвести изменения в информационной вселенной. Тогда, соответственно, изменится ее проекция на наше трехмерное пространство.

Объяснение совершенно не удовлетворило, и я попросил разъяснить более подробно.

– Олег, – насмешливо сказал Профессор, – ты странный человек. Неужели ты думаешь, что если бы я точно знал, как изменить реальность силой мысли, то стал бы заморачиваться на всякие тайные общества и тратить кучу сил и средств? Я могу только предположить, что теоретически изменить реальность силой мысли можно, если хорошо представить себе цель. Но вычислительной мощности мозга одного человека для этого недостаточно. В свое время получил известность очень эффективный способ решения сложных задач при помощи распределенных вычислений на тысячах персональных компьютерах через интернет. Если бы удалось так же объединить сразу кучу людей, чтобы они синхронно напряженно думали об одном и том же, то, наверное, можно было бы силой мысли изменить реальность. Правда, я не знаю способа, как с людьми проделать такой фокус. Теоретически они могут объединяться через свои сущности, находящиеся в информационной вселенной, только вот трехмерные тела их сильно отвлекают от этого. Но если предположить, что когда умирает трехмерная проекция человека, а его информационная сущность остается, то получается, что для умерших такое объединение не является большой проблемой. Соответственно, и влиять на наш мир им проще, чем живым.

Черт! Вот уж никак не ожидал такого от Профессора. Я не на шутку испугался, что после того, что сейчас от него услышал, не смогу больше относиться к нему с прежним уважением. Может, это такая тонкая провокация, чтобы ввязать меня в дискуссию и прощупать мировоззрение? Поначалу решил не возражать, ничего не спрашивать, а только в меру поддакивать, но так, чтобы это не казалось уж слишком подозрительным. Первое время удавалось сдерживаться, но потом не выдержал и спросил:

– Сергей Александрович, а зачем такие сложности?

Профессор замолчал, взглянув на меня с растерянностью.

– В смысле?

– В том смысле, что теория, конечно, очень красивая, но зачем вообще надо было ее придумывать? Что она может объяснить из того, что не могут общепринятые теории?

– Например, она может объяснить, почему не выполняются неравенства теоремы Белла.

– Какой теоремы?

– Теоремы Белла. В шестидесятых годах прошлого века ирландский физик Джон Белл показал возможность проверки эйнштейновского принципа локального реализма. И вывел соответствующую теорему.

Мне стало стыдно за свои математические познания, но, тем не менее, решил уточнить.

– А что это за принцип такой?

Что мне нравилось в манере Профессора вести разговор, так это то, что он никогда не старался продемонстрировать свое превосходство, если собеседник чего-то не знал. Вот и сейчас его рот тронула легкая, можно сказать, немного виноватая, улыбка, и он принялся объяснять.