Владимир Фрумкин - Певцы и вожди

На самом деле так оно и есть. Ибо что объединяет диссидентов самого разного толка? Религиозного, национального, общедемократического, либерального, консервативного – какого угодно! Только одно – осуществление свободы слова и свободы мысли явочным порядком в условиях тоталитарно-го режима. Вот что такое диссидентство. Понятно, что не только усилия диссидентов стали причиной глубоких перемен нашего общества, были и другие, подспудные действия каких-то важных исторических законов. Но историческая задача диссидентства была именно такая, и она достигнута. Когда сейчас говорят, что наши СМИ стали такими же, как при Брежневе, это чудовищная ложь. Совершенно забыто прошлое. Сейчас возьми три минуты передачи ОРТ (ныне «Первый канал». – Ред.), то есть самого прокремлевского телевидения, и представь, что эти три минуты продемонстрированы во времена Брежнева. Тут же всё ОРТ уехало бы на Колыму. У нас совершенно другая, качественно другая атмосфера в смысле свободы слова и гласности. Смотри, как сейчас бьется Новодворская и говорит всё, что ей в голову взбредет. И через каждое второе слово говорит, что «я бы сейчас же могла сесть в тюрьму и пострадать за убеждения». Но никто ее за убеждения не сажает!

– И это необратимо?

– Абсолютно. Много чего у нас происходит неприятного и многое, что издали напоминает реванш прошлого, но подлинного реванша не будет.

– То есть строчка из твоей известной песни, где идет диалог двух гэбэшников, – «опять у нас берут за анекдоты!», – никогда не будет актуальной?

– Убежден. Вот Шендеровича могут попереть с телевидения. Тем не менее с телевидения он не ушел и в RTVi (Международное русское телевидение. – В. Ф.) он участвует. Никто его за шкирку не хватает и на Лубянку не тащит. Это важнейшее наше достижение, это гарантия дальнейших наших шагов. У нас как раз то положение, которое превосходно описал Буковский в одном интервью:

«Россия одной ногой стоит в прошлом, другую подняла и еще не знает, куда поставить, но в прошлое она уже не может ее ставить». И вот болтается эта нога, но Россия ее обязательно поставит, никуда она не денется.

– Я хотел бы вспомнить один драматический эпизод, который произошел в московском Доме журналистов на Суворовском проспекте где-то в марте 68-го года. Ты уже тогда был опальным, потому что запись твоих песен, сделанную в Свердловске, передали в КГБ. Тебя лишили права выступать, ты, правда, продолжал писать, но под псевдонимом «Ю. Михайлов». В Доме журналистов устроили концерт-дискуссию, посвященную бардовской песне. На сцене за длинным столом сидели несколько авторов, московских и ленинградских, и критики, в частности Зиновий Паперный и я. Вели вечер журналисты Евгений Осетров и Коган (к сожалению, забыл его имя). И я по глупости шепнул сидевшей рядом Новелле Матвеевой, что вот, мол, вон там в публике сидит Юлик Ким. И вдруг она встает и говорит: «А у нас в зале присутствует замечательный менестрель Юлий Ким. Давайте попросим и его на сцену». Зал взревел, ты долго отнекивался, но потом все-таки поднялся на сцену и сказал, что совершенно не готов, не так одет…

– На сцену меня выпихнул пинком под зад замечательный литератор Александр Асаркан. Это всё было в ответ на призыв Новеллы Матвеевой. Да, я сказал, что совершенно не в форме, что это для меня внезапно. Я уселся в «президиуме» с краешку, и вечер продолжался. Когда кончилось первое отделение, я быстренько смылся за кулисы и там налетел на Осетрова, который стал на меня наскакивать пузом и кричать: «Это провокация, это провокация!».

– А ты помнишь, как они тогда пытались остановить выступление Сергея Чеснокова, который спел песню, заимствованную у американца Пита Сигера – еврейскую песню «Джанкой» времен организации еврейских колхозов в Крыму. Кстати, мой двоюродный дядя, тоже по фамилии Фрумкин, был председателем одного из таких колхозов… Когда Сережа начал разучивать эту песню с залом, я получил записку от второго ведущего, Когана: «Постарайтесь немедленно прекратить это выступление». Я отказался выполнить эту паническую просьбу-требование. Получаю вторую записку: «Если Вы его не остановите, мы демонстративно выйдем из зала». И я показал рукой, мол, скатертью дорожка. И Сережа всё-таки допел эту песню с самозабвенно подпевавшей ему публикой. Это было при тебе?

А теперь вопрос – о музыке твоих песен. Лет 30 с лишним назад я узнал, что в Ленинградской консерватории пишется дипломная работа на тему «Творчество Юлия Кима». Мне сказала об этом талантливая женщина, музыковед Екатерина Ручьевская, – ее студентка-дипломница выбрала такую тему. Чтобы убедить руководительницу, что это стоящая тема для академического музыкального учреждения, дипломница сказала, что Юлий Ким – Дунаевский среди бардов. Отзывались ли композиторы, с которыми ты сотрудничал, о музыке твоих песен? И почему тебе приходится обращаться к помощи композиторов-профессионалов?