Владимир Фрумкин - Певцы и вожди

– А меняется ли температура твоих концертов? Как на них реагирует публика?

– Моя публика осталась неизменной. Единственно, что меня в этот раз приятно удивило, – это то, что я со своей программой крамольных песен получил здесь более живой отклик, чем в России. Там мои крамольные пес-ни мало уже кого волнуют, а здесь, видать, воспоминания о советской жизни еще живы, поэтому реакция живее.

Я думаю, это вызвано тем, что для людей, живущих здесь, для наших эмигрантов, время чуточку остановилось и задержалось в их сознании и в их переживании жизни, своей биографии. Что касается российского времени для живущих там, оно меняется ежедневно, оно всё время ошарашивает какими-то новостями, и прежний опыт, естественно, заслоняется вновь приобретенным. А он не заслонится. Необходимые воспоминания оживут уже в наших потомках, как оживали воспоминания о декабристах, о Герцене, о разночинцах в нас самих, когда мы проходили историю. И когда молодежь сейчас пожимает плечами при словах – ну, Петровка, она знает, что такое, – но при слове «Лубянка», со значением Лубянки 1937 года или хотя бы 67-го, то это болезнь времени, а не общества. Это временное помрачение общества, потому что, безусловно, все оценки будут расставлены, как они уже теперь расставляются историками и взрослой частью нашего мыслящего общества, когда мы пересматриваем историю уже с современной точки зрения, войну или коллективизацию, весь советский период. Мы заглядываем в более ранние времена, когда пересматриваем оценки петровской эпохи, Ивана Грозного, XIX век…

– Юлий, давай сравним опыт постнацистской Германии и постсталинской России. Один музыкальный пример. Сегодня над Россией звучит гимн, написанный Александровым…

– Володя, я всё понял, можешь не продолжать… В Германии был Нюрн-бергский процесс, там запрещен нацизм и нацистская пропаганда любого толка. Германия покаялась перед евреями. Это был величайший акт общественного покаяния. Ничего этого наше общество не прошло, хотя оснований для покаяния и пересмотра и символики, и идеологии у нашей страны, у нашего народа более чем достаточно. Увы, вероятно, так сильны еще традиции прежнего воспитания: и дореволюционного, и послереволюционного, то есть советского. Традиции монархические и тоталитарные очень сильны, и, конечно, очень низка политическая и общественная культура. Это говорит о том, что у нас еще всё впереди, что перед нами есть дорога, и дорога довольно ясная. Есть ценности, которые нам надлежит освоить, и желательно побыстрей.

– Я упомянул гимн Александрова, соавтором которого, согласно легенде, был сам Сталин. «Басов маловато!» – будто бы сказал вождь о представленной на его суд музыке, после чего в припев добавили (говорят, с помощью Шостаковича) замечательный контрапункт тромбонов… Так вот, я прошу тебя напомнить свою пародию на Гимн Советского Союза, которую ты исполнил на своем концерте.

– У меня не пародия, а очень горестное четверостишие. Когда я его пою, у меня самого мурашки идут по коже:

– Вот это «мууу!» – ты смеешься, а мне даже страшно.

– Смех у меня тоже с некоторой… слезой.

– Но вспомним 60–70-е годы. Как ты относишься к ним сейчас?

– Я благодарен моей судьбе, которая соединила меня, хотя бы на крат-кое время, с деятельностью наших диссидентов и на долгое врем я – с их обществом. Пожизненно, так как и в России, и в Америке, например в Бостоне, я встретился с нашими бывшими диссидентами. Как со своими родными! Наше правозащитническое движение – это важнейшее историческое явление, которое еще достойно не оценили, но, безусловно, когда-нибудь оценят. Кроме того, это времена моей юности и бурной молодости, множество было творческих знакомств, встреч и событий, мне чрезвычайно дорогих. Я поучаствовал в создании таких культовых фильмов, как «Бумбараш», «Обыкновенное чудо». Поработал с такими замечательными людьми, как композиторы Геннадий Гладков и Владимир Дашкевич… В общем, это было время активной и насыщенной творческой и обществен-ной жизни для меня.

– Я вспомнил тост, который любили произносить за столом диссиденты: «Выпьем же за успех нашего безнадежного дела!» Где в сегодняшней жизни России всходы этого движения?

– Они налицо. Когда я отвечаю на вопрос, кто такие диссиденты и что такое диссидентское движение, я отвечаю кратко, но, как мне кажется, исторически исчерпывающе: диссидентство кончилось с появлением гласности. То есть гласность – главная цель, которой добивались диссиденты.