Владимир Фрумкин - Певцы и вожди

A. Г. Володя, я думаю, не надо так напрямую связывать поэзию Булата с результатами выборов куда бы то ни было: «…мир качнется вправо, качнувшись влево», как написал другой ушедший классик, Иосиф Бродский… Все-таки Булат-то – не об этом! Булат не ждал положительных выборов. Булат – вообще о более вечных вещах, понимаешь? Поэтому я бы не стал сразу говорить, что, вот, дескать, ничего не вышло. Ничего подобного. Потому что это рассчитано на долгий срок. Как говорил другой ушедший классик XX века, Корней Иванович Чуковский, «в России надо жить долго». Всё рано или поздно устаканится. Поэтому не надо делать уж такие пессимистические выводы, Володя.

B. Ф. Хорошо, будем надеяться…

А. Г. «Надежда умирает последней…» О надежде у Булата много песен…

Ю. К. Ну конечно, Володя, такие прямые параллели и аналогии… Это ведь совершенно разные вещи.

В. Ф. Юлик, я говорю о контингенте людей, к которым были обращены эти слова и эти песни. Что от него осталось?

A. Г. По поводу контингента замечательно сказал мой любимый писатель Владимир Войнович. Он сказал замечательную фразу, точно относящуюся к России: «Электорат у нас, конечно, дрянь, но народ хороший». Так вот, именно на это и надежда: народ хороший…

B. Ф. Можете ли вы вспомнить какой-то особенно яркий эпизод, связанный с Булатом: с ним лично или с его поэзией?

А. Г. Булат Окуджава при всей значительности его поэзии и его личностного вклада в историю очень не любил никакой патетики. Почему мне и нравится его памятник на Арбате. Когда смотришь со спины, это как будто идет сутуловатый живой Булат…

Вадим Егоров

Ю. К. Да!

А. Г. Он был жёсток внутри, но очень не любил никакой внешней патетики. Я вспоминаю забавный случай, когда после его юбилея на очень большом гала-концерте в Ленинградском дворце молодежи, где участвовала группа бардов, выступил наш любимый бард Вадим Егоров, который посвятил ему песню. И у него там были такие патетические строчки: «Летит наш певчий клин, которому названья нету, // И впереди вожак, которого зовут Булатом». Булат вышел следующим и, подойдя к микрофону, начал петь:

Можете себе представить, что было в зале…

Ю. К. А я люблю вспоминать замечательный эпизод, который я когда-то принял за апокриф, за миф, но на поверку оказалось, что это чистейшая правда, как засвидетельствовала вдова Булата Ольга. Ехали они как-то в лифте в писательском доме. Третьим пассажиром был поэт, автор разных комсомольских песен. И он начал жаловаться Булату, что у него проблемы с дачей, проблемы с машиной и еще какие-то проблемы, связанные с его большим материальным достатком. А Булат вдруг спросил: «Слушай, а как это ты ухитряешься: у тебя и машина, и дача, и еще какие-то важные материальные достижения?» Тот похлопал Булата по плечу и сказал: «Песни надо писать!»

В. Ф. Есть люди, и вы прекрасно об этом знаете, которые не могли простить Булату то, что он поддержал решение Ельцина остановить второй реваншистский путч – осенью 1993 года, когда произошел обстрел здания российского парламента. Что вы думаете сегодня об этой позиции Булата?

А. Г. Любая позиция Булата, соглашаешься ли ты с ней или не соглашаешься, всегда была продиктована абсолютно благороднымии гуманистическими чувствами. Я во всяком случае эту позицию понимаю. Хотя эти средства, то, что было в октябре 1993 года, – я не разделяю эту точку зрения.

Ю. К. Что касается меня, то я думаю, что Булат стоял на той же самой позиции, что и я. То есть он прекрасно понимал, что ельцинский поступок, когда он (27 сентября?) «отменил» Верховный Совет и разогнал, в сущности говоря, парламент, – что это был поступок неправовой, что юридически это было преступление, но исторически истина была за ним, за Ельциным. Исторически он был прав. Вот бывают такие события в истории разных стран и народов… Когда Израиль в свое время разбомбил ядерный реактор Саддама Хусейна, он был юридически не прав, а исторически оказался прав. И эту историческую правоту Ельцина Булат разделял, как её разделял и я.

В. Ф. Давайте поговорим об отношении к Булату Шалвовичу его друзей и коллег по искусству. Я недавно читал дневниковые записи Давида Самойлова, Дезика, как вы его называете, ибо близко его знали. Меня там удивила запись, которая относится к первой стадии знакомства Самойлова с Окуджавой. «Булат не умен», – читаю я. Да и к стихам и песням Булата Самойлов вначале отнесся довольно прохладно. Что вы можете сказать об их отношениях, как они развивались дальше?