Это если предположить, что все происходящее имело место на самом деле. Пока что все вокруг казалось довольно правдоподобным, а по части информации, поступающей от органов чувств, и вовсе убедительным даже в мелочах, но происходило ли оно в действительности? Он никогда не слышал о том, чтобы людей после смерти забрасывало в произвольно выбранный момент из прошлого. Что это вообще такое, какая-то странная вариация на тему временной петли?..
Не исключено, что это попросту шанс послать все к черту и удрать в Белиз. Или на Крит — он всегда питал слабость к Средиземному морю. Может, к этому и сводится все загробное существование — поначалу испытываешь замешательство, поскольку к посмертию путеводитель не прилагается, а потом оборачиваешь все к своей выгоде и делаешь то, что так и не удалось при жизни...
Дверь закусочной с грохотом распахнулась; Северус машинально повернулся посмотреть, кто это так шумит...
И едва не задохнулся от застрявшего в горле кома, потому что на пороге стояла Лили.
Лили, которую последние семнадцать лет он видел только в чаше думосброса — а значит все равно что не видел вообще; Дамблдор наверняка ввернул бы на этом месте какую-нибудь пакость о том, как магия сердца отличается от магии волшебной палочки, но Северус полагал, что у людей попросту дырявая память. Он совершенно забыл эти веснушки у нее на носу — и лишь увидев их заново, припомнил, как она год за годом (и совершенно безуспешно) пыталась справиться с ними при помощи солнцезащитного крема. Забыл он и эти брови — кончик правой слегка задирался вверх, и это бесило Лили, потому что — как она говорила — бровям положено быть одинаковыми. У Поттера — у младшего, Гарри — были точно такие же брови.
А еще он забыл, как она умела сверкать глазами.
Но эту встречу в маггловской забегаловке незадолго до Рождества он не забыл, о нет.
Потому что ее никогда не было.
Вернувшаяся к его столику официантка изучала посетительницу, скучающе приподняв бровь. Если Лили ее и заметила, то не подала виду, но Северус подозревал, что она слишком увлеклась, пытаясь прикончить его взглядом: разгневанная Лили наблюдательностью не отличалась.
— Северус, — прошипела она, так яростно стиснув зубы, что его имя прозвучало как парселтанг. На мгновение Северус опешил, пытаясь понять, что может быть такого ужасного в сочетании его и обеда в маггловской кафешке, но по зрелом размышлении рассудил, что скорее всего ее вывело из себя что-то еще.
Он ждал, молча глядя на нее, не зная, что тут можно сказать. Когда он представлял себе эту встречу, то всегда умолял о прощении призрак, взрослую женщину, которая уже стала матерью и знала все, что он натворил. Эта же девочка не знала еще ничего.
Сверкнув глазами, Лили открыла рот — и снова закрыла, клацнув зубами и уставившись на него еще более свирепо. Хотя, кажется, теперь она отчасти злилась на саму себя.
— Присаживайся, дорогуша, — наконец сказала официантка. Лили вздрогнула — видимо, действительно не замечала, что в закусочной есть кто-то еще.
— Эм-м... Спасибо, — пробормотала она, густо покраснев — этот цвет никогда ей не шел — и, подойдя к столику, неловко села на диванчик напротив Северуса, пытаясь пристроиться поудобнее на жутком маггловском пластике.
— Хочешь чего-нибудь? — скучающе поинтересовалась официантка. — Кроме как поцапаться?
— Ох... Хм-м... — Лили моргнула, совершенно сбитая с толку. Выражение ее лица странным образом снова напомнило ему Поттера — сына, не отца. Вероятно, это было самое запоздалое открытие в его жизни. Шесть лет он только тем и занимался, что смотрел на мальчика и думал о его матери, и все повторял себе, как он ничуть на нее не похож, абсолютно, совершенно, ни на йоту, если не считать глаз. Они глядели на Северуса с тем же укором, с каким смотрела на него Лили в худший период его биографии; и вот он встретился с ней лицом к лицу, и ее сконфуженная гримаска оказалась совсем как у мальчишки.
— М-м-м... Кофе? — произнесла Лили таким тоном, словно спрашивала разрешения. Официантка молча отправилась за кофейником. С ее уходом замешательство на лице Лили стало вновь уступать место досаде; Северус поймал себя на том, что внезапно заинтересовался костяшками собственных пальцев — откуда там мог взяться этот порез? Он так и не проронил ни слова; молчала и Лили.
Наконец официантка принесла кофе и его обед, который наверняка был обозначен в меню как завтрак. Яйца плохо прожарились — плевать, вкус еды его мало заботил. Ему почти всегда было все равно, чем питаться — если не считать нескольких лет в промежутке между сме... между событиями восемьдесят первого и тем годом, когда школа пала к ногам безалаберного отпрыска Лили. Монотонная обыденность учительского существования, не нарушаемая ничем, кроме здорового соперничества с Минервой, — которое иногда доходило до того, что они начинали шипеть друг на друга, как кошки, — только в это время он сумел расслабиться настолько, чтобы научиться ценить вкусную пищу.
Читать дальше