laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

До Рождества оставалось всего ничего, и Новый год неуклонно приближался с каждым чуть заметным удлинением светового дня. Уже перевалило за пять часов, и на улице совсем стемнело; однако в те годы эта окраина была еще заселена и обжита, и там, где не горели хаотично натыканные фонари, дорогу озарял льющийся из окон свет. Они были притиснуты практически к самому тротуару, эти дома, отделенные от него лишь узенькой лужайкой; Северус шел по полосатой мостовой — пятно темного, пятно тошнотворно-электрически-светлого — омываемый обрывками теле— и радиопередач, чужих споров и разговоров, хлопаньем дверей, гудением включенных пылесосов — всей этой шелухой маггловской жизни. Он оставил позади кинотеатр — тот давно закрылся в то время, когда Северус повзрослел и пережил их всех; на фасаде здания красовался плакат — афиша чего-то, именуемого "Звездные войны", с напечатанным внизу "25 мая" — название отдалось в памяти отголоском смутно знакомого.

Он осознал, что не думает совершенно ни о чем, и уже не первую минуту — мимолетное ощущение показалось неожиданно приятным. Свернув на оживленное авеню и минуя закрывающиеся магазины, он знал, даже не глядясь в запыленные витрины, кого видят идущие мимо прохожие. Подростка, довольно уродливого, в одежде с чужого плеча, которому неплохо было бы помыть голову, вылечить зубы и, если получится, вообще превратиться в совершенно другую личность, если он хочет быть принят в приличном обществе. Недалеко ушел от того человека, каким был на момент смерти — каким он вообще когда-либо был, если вдуматься — и все же... Ничего больше — ни для кого больше. Никакой Темной метки — только слишком короткие штанины. Никакого Пожирателя Смерти, шпионящего на обе стороны, только безобразный мальчишка. Эти магглы даже не знали, что его зовут Северус Снейп — для них он был просто безымянный никто.

Удивительно, но сейчас это совершенно не мешало. И было облегчением.

* * *

Он долго бродил по улицам, пока не наткнулся на маленькую закусочную. Сквозь опущенные жалюзи пробивался приглушенный свет, а на двери агрессивно-красными лампочками помаргивала надпись "Открыто". Он зашел внутрь. Отделанная хромом и пластиком забегаловка оказалась пустой, если не считать официантки с сигаретой и измученного вида женщины, читавшей газету за столиком в угловой кабинке.

Официантка неторопливо подошла к нему, чтобы принять заказ. Сигарета свисала у нее между пальцев; рыжеватый уголек тлел в колечке черного пепла. Северус редко сталкивался с этим запахом — от силы два или три раза в год, когда закупался летом в бакалейной лавке, и кто-нибудь из покупателей, взяв в магазине пачку, останавливался на крыльце подымить.

— Что принести? — спросила официантка. У нее был резкий голос; Северус не замечал, что уставился на ее руки — крупные, широкие, с неровно обстриженными ногтями — пока она не поднесла сигарету к губам, одарив его насмешливым взглядом.

— Неважно, — ответил он. Его собственный голос прозвучал бесцветно, потому что это действительно было неважно. — Принеси что-нибудь.

— Попросишь что-нибудь — получишь что-нибудь, — она не угрожала и не предупреждала — просто информировала.

— Значит, это я и получу.

— Это и получишь, — согласилась она и ушла.

Разобравшись с устройством жалюзи, Северус повернул их так, что в окно стала видна улица. Мимо проезжали автомобили, проходили люди. Начал накрапывать дождь, заставив черное зеркало мостовой поплыть отражениями магазинов, машин и беспорядочных огней, которыми магглы разгоняют темноту. Все казалось холодным.

Официантка вернулась с кофейником и непритязательной чашкой и молча налила ему кофе. Сам не понимая отчего, он снова уставился на ее руки, и когда осознал, в чем дело, то почувствовал себя вуайеристом.

Это были мужские руки. Официантка откровенно ухмыльнулась; он глотнул кофе, так и не сказав ни слова, и она вернулась к стойке и снова затянулась сигаретой. На кухне гремела посуда; женщина с газетой неслышно плакала в своем углу — то ли и в самом деле читала, то ли притворялась.

Господи Иисусе, насколько же гнетущее это местечко. Просто охренеть можно; он едва не рассмеялся от восхитительной абсурдности происходящего.

Глядя на газету в руках плачущей женщины, Северус подумал, что зря не прихватил с собой книгу. Без нее он не знал, чем себя занять, а значит, был обречен погрузиться в пучину удручающих мыслей о собственном... настоящем. Или будущем?..