laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

В эти последние месяцы Ремус то и дело ощущал себя кем-то вроде психиатра. Возможно, ему и впрямь стоило бы задуматься об этой карьере — поступить после Хогвартса в маггловский университет и получить степень по человеческому поведению. Психиатр-оборотень... в это точно никто не поверит: во-первых, магглы уверены, что оборотней не существует, а во-вторых, даже если пациенты и заметят, что их доктор всегда чем-то занят по полнолуниям, то будут слишком озабочены собственным душевным здоровьем, чтобы справляться о чужом.

— Как дела, Лунатик?

Ремус сощурился — сквозь листву пятнами пробивался солнечный свет.

— Привет, Питер.

Тот улыбнулся и стал устраиваться рядышком, на душистой траве; Ремус приподнял "О кудесниках-перевертниках в лета давния и нынешния" и сказал таким тоном, будто книга могла его услышать:

— Это просто кошмар какой-то. Ее явно написал не человек и не для людей.

— Да, язык там ужасный, — согласился Питер. — Объяснить тебе что-нибудь?

— Я никак не могу понять тот абзац об истинном облике. Может, ты сможешь найти в нем хоть какой-нибудь смысл? "Постулированное, или же основанное на здравом смысле понимание, задействованное при трансформации, с необходимостью означает соотнесение со зверем — носителем истинного облика, представляющим собой механизм биоорганической адаптации..."

— Тут всего лишь подчеркивается, как важно найти свою анимагическую форму, — пояснил Питер. — Там дальше много всякой ерунды о том, как это сделать, но на самом деле все сводится к тому, что нужно выбрать правильное животное. Это как с именем для ребенка, по-моему. Помню, когда моя тетя была беременна, она перебрала их сотни, и в конце концов назвала девочку Антонией... я в том смысле, что она, конечно, с самого начала знала, что такое имя есть, но до этого не думала о нем для своей дочки.

Ремус внимательно слушал, кивая в нужных местах. Это здорово поднимало Питеру самооценку — в кои-то веки он мог кого-то чему-то научить, тем более по теме настолько сложной, что с ней возникли трудности даже у признанного отличника. Такое ощущение было для Питера внове — он не привык быть в чем-то лучше других... не потому, что был глуп, просто Сириусу и Джеймсу настолько легко удавалось все, за что бы они ни брались, что соревноваться с ними просто не имело смысла. Ремус и сам относительно неплохо разбирался в трансфигурации, но талантами Сохатого или Бродяги не обладал, и не хотел застрять на середине, превратившись в полуламу, полуоборотня.

Таково было решение Дамблдора: что Ремус должен стать анимагом, а его друзья будут притворяться, что учатся вместе с ним. Директор тогда сказал, что восхищен их желанием помочь своему товарищу, но в то же время и страшно разочарован, что ради этого они пренебрегли безопасностью других студентов. Так что теперь Ремус проводил полнолуния в замке, в специальной надежной комнате, и остальные трое вместе с ним — ни Джеймсу, ни Сириусу не удавалось контролировать волка в одиночку. В остальное же время на их анимагических формах лежала печать, не позволяющая им пользоваться своими способностями.

Та ночь в директорском кабинете определенно вошла в пятерку худших в Ремусовой жизни. В некотором смысле она даже оспаривала пальму первенства у двух чемпионок — той ночи, когда его укусили, и той, когда он чуть не убил Снейпа, — поскольку на сей раз все случилось по его вине. Порой Ремус и сам не знал, как ухитрился не сломаться под этим гнетом — Дамблдор держался неприступно и не скрывал разочарования... это как с любым полнолунием, наверное: просто берешь и терпишь, потому что ничего другого тебе не остается.

— В обычных обстоятельствах, — сказал директор очень серьезно и без намека на улыбку, — вас бы исключили из школы за тот риск, которому вы подвергли остальных студентов. Я надеялся, что после того прискорбного инцидента с участием мистера Снейпа вы наконец-то уяснили, какую опасность представляет оборотень — не для вас, но для других, кто не осознает, что у волка нет тех моральных запретов, которые есть у мистера Люпина. — А затем добавил то, от чего у Ремуса съежилась душа и уползла куда-то в пятки: — Или мне только казалось, что они у него есть. Сейчас я уже не настолько в этом уверен.

Джеймс и Сириус наперебой кинулись его защищать — Сириус так даже вскочил на ноги, но Ремус велел им обоим замолчать.

— Вы не знаете, каково это, — его мутило и трясло, — сходить с ума, когда становишься волком. Вы не понимали, насколько это опасно. А я понимал. Это я во всем виноват, если кого и выгонять из школы, то только меня.