laventadorn - Вернись и полюби меня (Come Once Again and Love Me)

— Мы... мы можем это обсудить? — спросила она — беспомощным, почти умоляющим голосом, от которого ей самой стало противно. Потому что сейчас от нее требовалось совсем другое: мудрость и рассудительность... когда-то ей неплохо это удавалось...

Ну да — когда твоя соседка рассталась с мальчиком, с которым и двух недель не провстречалась. Или когда нужно было помочь второкурснику с домашним заданием по чарам. Но если говорить о Северусе — этом Северусе — то это он всегда тебе помогал. С первого же дня, с самого начала...

Собственно, в этом-то и крылась проблема: она даже не представляла, с чего теперь начать.

— Что тут обсуждать? — возразил он; слова его были словно темный провал, сверху затянутый корочкой льда. — Ты же не первый год их знаешь.

— Н-нет!.. Я не... я никогда...

Я не знала, что они могут так себя вести. Лили была ошарашена и расстроена, и, пожалуй, даже чувствовала себя немного обманутой.

— Нет? — переспросил Северус — так, словно ему было все равно.

Она молча помотала головой.

— Так ты думала — это все просто шуточки? Все эти драки и проклятия?

— Я... — Господи, да что с ней такое? Лили опять была готова удариться в слезы — словно перенеслась в те кошмарные дни после СОВ, когда перестала общаться с Северусом, и либо сердилась, либо обижалась на все, что ей только говорили, и разрывалась на части от тоски и злости. — Вы так усердно отравляли друг другу жизнь — просто ужас какой-то...

— Да, — тихо согласился он. — Просто ужас.

А затем повел плечами, мягко стряхивая ее ладонь; мгновение — и скрылся из виду. Рука осталась протянутой в пустоту; Лили позволила ей опуститься. Под лопатками чувствовалась каменная кладка стены, сквозь мантию просачивался холод — плевать, ее и так переполнял жар... И горечь. Тело прошила дрожь; Лили обхватила себя руками, недоумевая, с чего ей вообще пришло в голову, что это возвращение в школу может что-то для кого-то прояснить. Ибо в эту минуту будущее казалось ей мрачным и туманным, как никогда прежде.

Но она знала, каким было их прошлое, и точно знала, чего не хочет от будущего.

Сощурившись, она сжала руки в кулаки, чтобы не растерять остатки решимости, и бросилась догонять Северуса.

— Как твоя голова? — спросил Ремус. — Все нормально?

— Угу, — Джеймс поморщился, потирая лоб, и откинулся на подушки. — Этот Сопливус, скользкий...

Ремус перестал их слушать — Джеймс, Сириус и Питер оседлали любимого конька и принялись поливать Снейпа разнообразной бранью (нецензурная ее часть в основном исходила от Сириуса — процентов где-то на сто десять). Вопреки сложившейся традиции, на сей раз не друзья ухаживали за Ремусом, а он — за ними: смазывал ссадины целебной мазью и накладывал на них исцеляющие заклятья, пока эти двое валялись на кроватях и жалобно стенали.

— Джеймс, — перебил его Ремус на девятой минуте Снейпо-оскорблений, — в чем дело, почему это для тебя так важно?

— ...что? — Джеймс захлопал глазами — круглыми и орехово-карими; если приплюсовать к портрету круглые же очки и стоящие торчком вихры, то сейчас он здорово смахивал на сову.

— Отчего тебя так задевает, что Лили проводит много времени со Снейпом? — уточнил Ремус, стараясь не кипятиться, а также проявлять терпимость и непредвзятость.

— Но это же Снейп!

— А если бы на ее месте были Макдональд, Кроули или Медоуз — ты вел бы себя так же?

— Да что ты, Лунатик! Они же не чокнутые — с ним общаться!

Ремус вздохнул. Он чувствовал себя так, будто пытался втолковать своей шестилетней кузине Диане, что нельзя толкать других детей и вырывать у них игрушки. Не то чтобы Лили можно было принять за таковую — просто Джеймс вел себя именно так, словно Лили замечательная игрушка, до которой Снейп успел добраться первым.

— Перевожу то, что у тебя на самом деле спрашивает Лунатик, — Сириус склонился вперед, упираясь локтями в колени. — Сохатый, какое тебе дело до Эванс?

Это внезапное пополнение в рядах союзников стало для Ремуса полной неожиданностью. Интересно, что он затеял... зная Сириуса — вероятней всего, засаду.

А затем в сражение вступил Питер.

— Она вечно цепляется за Сопливуса — с самого первого дня.

Джеймс сверкнул очками — будто осененный светом праведного негодования, которое снизошло на него с небес.

— В каком это смысле — какое мне дело до Эванс? Это же Эванс!

— Джеймс, — все так же терпеливо продолжал Ремус, — мы знаем, что она тебе нравится. Но почему она тебе так нравится?